777

Утром дня икс Джина подняли рано утром, заставили надеть самую лучшую одежду, которая только у него была, впрочем, у него и выбора-то особого не было – взять из трех имевшихся в шкафу рубашек наименее грязную и рваную… Когда отец стоял у двери с чемоданом, не сводя глаз с матери, Джин вдруг крикнул:

– Мама, я никуда не еду! Я остаюсь с тобой!

Она резко обернулась к сыну, и в этот самый момент слезы градом потекли по ее лицу.

– Сынок… нет, ты тут не останешься, я этого не допущу, – она прижала его к себе и принялась целовать в макушку.

Джин тоже разрыдался, вцепившись в ее юбку.

– Уходи! – крикнула она мужу со злостью. – Сейчас же забирай его и идите!

– Нет! – вопил Джин, но отец уже отдирал его от матери.

Ребенок пинался, царапался и цеплялся за мать изо всех сил, но двое взрослых людей быстро справились с ослабевшим от слез ребенком, и мать тут же убежала в ванную и заперлась там.

– Уходите! – крикнула она оттуда.

В этот момент лицо Джина обожгло адской болью – отец изо всех сил ударил его. Кровь тут же потоком хлынула из его носа, но отец не обратил на это внимания и потащил его за собой – меньше всего на свете он хотел опоздать на поезд до Владивостока – в те дни Китай еще строго контролировал пассажиропоток из обеих Корей и принимал на границе только тех, кого уже предварительно проверили российские спецслужбы, не совсем пока еще забросившие старые привычные и весьма действенные методы давно казалось бы канувшего в лету КГБ. Прямые поезда до Пекина тоже ходили, но гораздо реже, да и билеты на них обходились в разы дороже.

Всю дорогу Джин почти ничего не соображал – лишь пытался остановить кровь, залившую его лучшую рубашку. Только когда поезд покинул Пхеньян и начал свой путь на север, отец отпустил Джина в туалет привести себя в порядок. Там мальчик рухнул на мокрый и грязный пол и разрыдался.

Дорога до Владивостока заняла почти полтора дня. Поезд шел практически пустым – мало кто из жителей получал разрешение на выезд, поэтому все пассажиры были в основном русскими. Отец не выглядел расстроенным, и Джин не желал с ним общаться, даже поначалу отказывался от еды, но к вечеру сдался и съел несколько галет.

Во Владивостоке после тщательной проверки их под надзором пересадили в поезд до Пекина, и Джин не успел даже мельком познакомиться со страной, которая, волею судеб, и создала их – в чем-то по своему образу и подобию. И Джин так и увез с собой в Китай всю ненависть к незнакомой стране.