7c022cd926f447c6c6400001999174ac

Он вспоминает исказившееся презрением лицо Одина, и руки сами собой сжимаются в кулаки, а в лицо бросается кровь. Он не желает даже попытаться понять, разобраться в том, что произошло. Возможно, позже. Но не сейчас. Не сейчас.

Не тогда, когда в ушах стоит грубое «убирайся!», брошенное будто надоевшему псу, которого приласкав, хозяин выгоняет за порог.

Гнев, унижение гонят Тора вперед, туда, где можно хотя бы снять маску с лица, не опасаясь, что кто-то увидит то, что под ней.

Злость накатывает волнами.

О чем он, спрашивается, думал? От кого ждал понимания? От того, кто всю жизнь смотрел на Локи как на живой трофей? Кто не нашел в своей душе и капли жалости и любви, ответив холодное «нет!» на отчаянный крик висящего над бездной сына? И бесстрастно смотрел, как тот падает в ледяную тьму – отчаянный, запутавшийся, натворивший бед ребенок?!

Разделить горе с тем, кто готов был пожертвовать всем Асгардом ради мести за смерть Фригги, но не сказал и двух теплых слов в память о младшем сыне? Сыне, пожертвовавшем жизнью ради него, Тора?!

И это ему ты решил открыть душу?

Глупец!

Дверь в собственные покои, наконец, захлопывается за спиной, и Тор, тяжело дыша, прислоняется спиной к стене. Он уйдет завтра же. Не в Нифельхейм, нет. Подачки Одина ему не нужны. На границе с царством огненных великанов, в вечном пламени Сурта, возможно он, наконец, найдет то, что ищет. Там вся его жизнь сведется к двум простым истинам: сражаться или умереть. Огонь Муспельхейма очищает все, даже душу.

Решение принято. Тор прикрывает глаза и чувствует облегчение. Зря он так долго тянул. Все ждал чего-то. Бродил по коридорам, в надежде хотя бы мельком увидеть призрак того, кого уже не вернуть. Вздрагивал от мерещившегося временами запаха свежести, ощущения, что брат совсем рядом – стоит только протянуть руку и коснешься края ускользающего темно-зеленого плаща. Стоял перед дверью в его покои, не решаясь войти.

Глупые иллюзии.

Утром он попрощается с друзьями и попросит Хеймдалля открыть Радужный мост.

А сейчас надо постараться хотя бы немного поспать.

Тишина окутывает Асгардский дворец, словно ватным одеялом. Мерно чадят факелы. Устало смежив веки, Тор баюкает в ладони небольшой медальон на тонкой цепочке. И привычно шепчет в темноту:

- Приснись мне. Пожалуйста.

Балкон в покоях Одина длиной ровно в шесть шагов.

Тело двигается автоматически: один, два, три, четыре, пять, шесть. Разворот.

Один, два, три, четыре, пять, шесть. Разворот.

Плащ бьет по голенищам. Лицо – застывшая маска.

Чертов Тор.

Чертов долбанный Тор.

Почему. Из-за тебя. Всегда. Все. Летит. В бездну?!?

Пальцы сжимают рукоять кинжала. Из горла полу-рыданием полу-стоном вырывается хриплый смех.

Идиот.

Какой же ты идиот!

Расслабился. Пригрелся. Позволил себе пусть на короткое мгновение забыть, кто ты, а кто он. С огнем решил поиграть. Медальон увидел и вообразил, что ему действительно не все равно.

ЕМУ – не все равно!!!

Тебе, безумцу, напомнить, как оно было? Как оно было и как будет всегда?! Цепи тебе напомнить? Железный кляп? Стену, вминающуюся под твоими плечами?

Опять. Боги, опять!!!!

Да сколько же можно?! Сколько же раз можно покупаться? На искренний взгляд, на тепло – для всех, кроме тебя! На улыбку эту невозможную, на чувство защищенности, словно как в детстве, одеялом укутали – и так хорошо, так уютно, будто нет в мире никого, кроме вас двоих. Нет и не будет.

Глупец. Нет ничего этого! Не было и нет!!!

А ты, как последний дурак, все на что-то надеешься. Знаешь ведь: монстров нельзя любить. Ими детей пугать нужно. Тобой – нужно. Все это знают. И Тор – не исключение. Он хуже всех. Опаснее всех. Те хотя бы не притворяются. Не лицемерят.

Он резко останавливается, вцепившись в перила побелевшими от напряжения пальцами.

Невидящий взгляд блуждает по черному грозовому небу. Молнии бьют в океан одна за одной. Короткие вспышки выхватывают помертвевшее лицо, застывший взгляд.

Злится… Конечно – обидели, оттолкнули. Не дали и дальше нести чепуху. Давай теперь весь Асгард в дожде утопим. Как это на тебя похоже! Одному страдать скучно, нужно, чтобы все вокруг страдали.

Он криво усмехается, и особенно яркая вспышка пронзает небо, оглушительно гремит гром, и на землю падает тьма. Ливень уже не хлещет стеной, просто тихо шелестит по поникшей от ветра листве. Сквозь ночь мягко светится Радужный мост.

В детстве он часто вставал с постели и, открыв окно, любовался волшебным сиянием. Даже сейчас оно успокаивает.

Он глубоко дышит, стараясь унять рваное дыхание. Заводит руки за спину, переплетает пальцы в замок. Разводит плечи. Выпрямляется.

Он не позволит развалиться идеальному плану. Даже если для этого придется сломать самого себя, раз за разом вгоняя в подкорку жалящие воспоминания.

Еще совсем чуть-чуть… пару мгновений… чтобы вспомнить. Набраться сил. А потом он пойдет и узнает правду. Покончит, наконец, с наваждением.

Никто больше не сможет причинить ему боль. Никто. Никогда. Он – призрак. А призракам не бывает больно.

Ледяной порыв ветра толкает в грудь, раздувает за спиной плащ. На ресницах оседают прозрачные капли.