8 - 9 - 8

К тому же Кинтеро постоянно вымогает у Габриеля деньги на покупку сигарет: бесценная сигара MONTECRISTO не вызвала в нем никакого энтузиазма. После нескольких глубоких затяжек на висках Кинтеро проступил пот, а лицо позеленело. То же произошло с Мончо и Начо, а малыша Осито — так просто вырвало. И Габриель попробовал затянуться, и все прошло на удивление гладко, и отдающий пылью сигарный дым ему понравился, но дальше… Дальше он не пошел, ограничился тремя вдохами-выдохами (ровно столько сделал Кинтеро) — пойти дальше означало бы показать свое превосходство над Главным в компании.

А никто не потерпит превосходства только-только появившегося на горизонте чужака, даже неважно соображающий малыш Осито. Что уж говорить об остальных?

И о самом Габриеле тоже — ведь он прирожденный миротворец и конформист.

Впоследствии эти качества разовьются в нем сверх всякой меры, приобретут блеск и законченность; и почти болезненное пристрастие к сигарам и сигарному дыму останется навсегда. А малыш Осито умрет, едва дожив до семнадцати. Всему виной окажется пуля полицейского, застрявшая в круглой голове медвежонка. Пуля не была такой уж случайной — с мелкими уличными наркодилерами время от времени случаются подобные неприятности.

Но пока медвежонок жив-здоров и блюет в сторонке.

На его фоне кто угодно может показаться героем — оттого-то все с удовольствием подтрунивают и смеются над Осито, маскируя свое собственное минутное недомогание. Не смеется лишь исполненный сочувствия Габриель — он помнит, чем обязан малышу.

— Дерьмо твоя сигара, — выносит вердикт Кинтеро. — Давай-ка ее сюда.

Сигара снова перекочевывает в его руки — для того чтобы быть брошенной на землю и раздавленной безжалостным каблуком. Алюминиевый туб (все, что осталось от MONTECRISTO) Кинтеро забирает себе в качестве трофея. Чувство, которое испытывает при этом Габриель, трудно описать. Наверное, это все-таки боль, ведь

от нее перехватывает дыхание, и слезы наворачиваются на глаза

от нее хочется кричать

от нее хочется избавиться — и чем скорее, тем лучше.

«Не мешало бы заодно избавиться и от компашки, — малодушно подсказывает Габриелю шкурка от карманного мечтателя, сброшенная где-то у основания черепа, — ты выбрал не тех приятелей, совсем не тех». Габриель старается не обращать внимания на вопли шкурки, он ведь почти получил то, чего хотел, дело сделано.

…Вымогательство денег — ничто по сравнению с остальными проделками компании, куда отныне входит Габриель. Мелкие кражи в магазинах и уличных кафе (задача Габриеля — отвлекать внимание потенциальных жертв, он все еще выглядит добропорядочным мальчиком); кражи покрупнее — из квартир с неосмотрительно распахнутыми окнами или форточками — тут солирует малыш Осито, способный просочиться в любую щель.

Количество обчищенных карманов у прохожих навеселе исчислению не поддается.

Вся добыча, как правило, достается Кинтеро (при молчаливом попустительстве остальных) — и зачем, в таком случае, ему постоянно нужны деньги на сигареты?…

Ситуация проясняется в тот момент, когда Габриель и малыш Осито наблюдают за окном кухни в крошечном ресторанчике: окно приоткрыто, к нему приставлен стол с разделочными досками, а на столе стоит черная матерчатая сумка кого-то из обслуги.

— Америка, — говорит Осито, не сводя круглых глаз с сумки. — Мы хотим уехать в Америку.

— Кто это — «мы»?

— Я и Кинтеро. А еще Мончо и Начо.

Америка, надо же!.. Габриель никогда не думал об Америке, хотя знает, что она существует и что она очень далеко. Много дальше, чем Северный полюс, на котором живут пингвины. Добраться до Америки — все равно что слетать на Луну, а на Луну летали лишь единицы. И то — это были взрослые, хорошо подготовленные люди.

Осито и Кинтеро, а также Мончо и Начо чрезмерно обольщаются на свой счет.

— И каким образом вы доберетесь до Америки?

— Сядем на пароход, — тут же следует ответ. — В порту полно пароходов, и все они плывут в Америку.

— Так-таки и все?

— Конечно. Куда же еще плыть пароходам, как не в Америку?

Габриель мог бы поспорить с невежественным медвежонком, но, как обычно, предпочитает согласиться.

— И что же вы будете делать в Америке?

— Грабить банки. — Осито расплывается в мечтательной улыбке. — Что же еще делать в Америке, как не грабить банки? В Америке полно денег, а значит — полно банков…

— И вы будете их грабить?

— Будем, не сомневайся. А еще в Америке есть ковбои и индейцы, хорошо бы задружиться и с ними. Они подарят нам лук и стрелы и еще ружье…

— Чтобы грабить банки?

— Ну-у… да.

— Одного ружья маловато.

Малыш Осито куксится в недовольной гримасе: судя по всему, «ковбои и индейцы» — его собственная, персональная мечта, не до конца продуманная в силу возраста. Габриелю не составило бы труда посмеяться над ней и разбить ее в пух и прах, но он не делает этого. Он помнит, чем обязан малышу.

— …Еще у нас будут автоматы, вот так!

— Автоматы — совсем другое дело.