Читаем 8 - 9 - 8 полностью

8 - 9 - 8

— Слушать об этом не хочу! Ты — единственное родное мне существо, и все, что я делаю, — я делаю для тебя. И дальше буду делать.

— Это не совсем правильно. В конце концов, я взрослый человек.

— Еще какой взрослый! И красивый! Расскажи-ка мне о своей девушке. В письмах ты не очень-то распространяешься на эту тему, отделываешься общими фразами.

— Какая именно девушка тебя интересует?

— Все равно какая. Последняя.

— С последней мы расстались.

— Кто кого бросил? — деловито спрашивает Фэл.

— Я ее.

— Нисколько в этом не сомневалась. Ах, ты, похититель женских сердец!.. Надеюсь, она достойно пережила разрыв?

— Я тоже на это надеюсь.

Габриель не врет насчет девушки. Он только умалчивает, что эта девушка была первой. Первой, с которой Габриель по-настоящему встречался и с которой переспал. «Переспал» — так говорила девушка, он предпочел бы другой, несколько старомодный термин: «заниматься любовью», где главное все-таки любовь. Если бы девушка думала так же и была чуть-чуть другой, возможно, их отношения не закончились бы так скоропалительно, как начались.

Ее звали Линда, и она была… Кем же она была? Американкой? Ирландкой? — не важно, она была иностранкой, и Габриель благословил небеса, что встреча с ней не пришлась на позднюю теплую зиму. На время, когда в его душе глухо ворочается Птицелов. Появись она зимой — малейший намек на связь был бы отравлен воспоминаниями об одной из жертв, иностранке, и о страшной расправе над ней: при помощи набора хирургических инструментов, призванных спасать человеческие жизни. Да что там говорить — и самой связи бы не возникло!..

Но Линда вошла в магазинчик летом, в разгар туристического сезона, между десятью и одиннадцатью часами утра. Она оказалась первой посетительницей, довольно занятной на взгляд Габриеля: кусок недоеденного гамбургера в руках, бандана на голове (с выбивающимися из-под нее отчаянно-рыжими волосами), легкий полотняный рюкзак за плечами, куча висюлек на шее — с доминантой в виде металлического пацифистского круга, припаянной к нему такой же металлической миниатюрной таблички PEACE. Что еще? Видавшие виды джинсы с прорванными коленями и футболка… Конечно же красная. Конечно же с растиражированным до безобразия графическим портретом Че.

— Это соответствует действительности? — безапелляционным тоном спросила она у Габриеля.

— Что именно?

— Название твоего магазина. Это ведь твой магазин?

— Мой.

— Он называется «Фидель и Че»? — девушка сделала ударение на последнем слове и ткнула указательным пальцем себе в грудь, находившуюся как раз на уровне рисованных глаз Че.

— Да.

— И это соответствует действительности?

— Я не совсем понимаю…

— Что же тут неясного? Если магазин называется «Фидель и Че», как мне подсказывает интуиция, в честь великих революционеров…

Тут девушка вопросительно посмотрела на Габриеля, и он с готовностью кивнул, чтобы исключить возможные разночтения.

— …то и литература должна быть соответствующей, — закончила она.

— Как сказать, — заюлил Габриель.

— Мне нужны работы Льва Троцкого «Итоги и перспективы» и «Преданная революция». А также работа Фейербаха «Основы философии будущего» и работа Фурье «Теория всемирного единства». И еще — «Бразильская герилья» Карлоса Маригеллы, краткий учебник городского партизана. И все, что когда-либо было написано и опубликовано Гербертом Маркузе. Все! Абсолютно!..

Видимо, этот Герберт Маркузе — какая-то экстраординарная, сверхвыдающаяся личность, если девушка требует его с той же яростью, с какой умирающий от жажды требует воды! Чуть позже, уже сблизившись с Линдой, Габриель поймет, что ярость — ее естественное состояние, к чему бы она ни относилась: к бесконечным революционным проповедям, антиглобалистской агитации или сексу. Но в тот момент он серьезно взволновался по поводу Маркузе, кто он? С Фейербахом и Фурье все более-менее понятно, один — философ, другой — социалист; статьи о них есть в «Nouveau petit LAROUSSE illustré» 1936 года. Там имеется даже упоминание о Льве Троцком — русском интеллектуале и палаче, до небес раздувшем пожар революции в несчастной, заснеженной и заледеневшей-бр-бр России. Но Маркузе там нет точно. Очевидно, это более поздний продукт развития цивилизации, ведь с тридцать шестого столько всего успело произойти!

Давно пора сменить «Nouveau petit LAROUSSE illustré» на его обновленную и модернизированную версию.

— …Значит, Фурье, Фейербах и Лев Троцкий, — послушно повторил вслед за девушкой Габриель. — И этот, как его… Карлос Маригелла, городской партизан.

— И Маркузе! — напомнила она, подняв вверх руку с раскрытой ладонью: как будто собиралась поклясться на Библии.

— Да-да, и Маркузе… Боюсь, что с этим будут проблемы.

— С кем именно?

— Со всеми…

— Хочешь сказать, у тебя нет никого, кто близок по духу Фиделю и Че?

— Нет, но…

— Маркс?

— К сожалению…

— Представители «франкфуртской школы»?

— К несчастью…