#8-Дань Псам

Ни на одном из пиров, которые она посетила - под руку с мужем - не встретился ей настоящий офицер Городской Стражи или настоящий солдат в пыльном плаще, в начищенных, но потрескавшихся сапогах, с ножнами из простой кожи, в которые вложен потемневший от времени меч. Однако многие из встреченных бездельников носили на пухлых руках обручи и браслеты наподобие тех, что носят солдаты Малазанской Армии - солдаты, которыми еще недавно матери пугали непослушных детей. “Малазане, сорванец! Ползут в ночи, чтобы украсть глупых детишек! Сделают тебя рабом страшной Императрицы! О да! Они уже в городе!”

Но их обручи сделаны вовсе не из дешевой бронзы или почерневшего серебра, украшены не малазанскими узорами и знаками воинских рангов, непонятными словно руны на предметах древних культов, которые попадаются в лавках антикваров. О нет, они выкованы из золота, унизаны сапфирами или цветным стеклом - сине-голубых оттенков, в подражание голубому огню, прославившему город. Синий и голубой - цвета тех, кто совершил великие и славные подвиги во имя Даруджистана.

И ее пальцы недавно касались такого обруча на руке мужа - хотя под ним действительно вздувались твердые мышцы; и столь же твердым, презрительным взором он обводил группки аристократов в гудящем зале. После вхождения в Совет в его взоре появилась властность, а вот презрение читалось в нем уже давно, хотя после недавних побед и достижений он стал спесив выше всякой меры.

Они величаво шествовали сквозь толпу даруджей, принимая поздравления и знаки уважения; после каждого поклона лицо мужа становилось еще суровее, мускулы напрягались, белела лежащая на эфесе меча рука. Пальцы другой руки теребили богатую перевязь, украшенную по последней моде дуэлянтов. О, его признали равным всем им; он даже стал выше многих. Но это не значило, что торжествующий Горлас Видикас обязан их любить. Чем сильнее они подхалимничают, тем быстрее растет его презрение. Жена подозревала, что мужчины вроде ее мужа больше всего не переносят светские приличия. Почему нельзя зарубить неприятного человека на месте?!

Знать наелась и напилась, показала себя, позавидовала, потанцевала и наконец, утомилась. Сейчас в банкетных залах и кабинетах можно услышать лишь шаги случайного лакея. А за высокими стенами имений простой народ все еще носится по улицам. Полуголые, скрывшие лица масками горожане выводят на мостовых вызывающе-сложные па Свежевания Фандерай - как будто утро не наступит никогда, как будто мутная луна застыла в бездне, потрясенно взирая на шумное веселье. Стража просто наблюдает, закутавшись в плащи, положив руки на рукояти дубинок и мечей.

Она стоит на балконе, ясно слыша щебетание и бульканье фонтана, одинокого в неосвещенном саду - высокие и прочные стены особняка отсекли хриплые, но веселые крики ликующих толп, сквозь которые с трудом пробился кортеж. Мутный свет луны слабо мерцает на мелкой ряби прудика.

Этой ночью голубой свет слишком ярок, отчего кажется - ущербная луна одела траур. Даруджистан стал сапфиром, сверкающим в браслете мира.

Но вся его красота, вся его самовлюбленная гордость, все его многоразличные голоса не могут порадовать ее.

Этой ночью госпожа Видикас узрела будущее. Каждый его год. Тогда, когда ощутила крепкую руку супруга. Что до луны… да, она кажется вещью из прошлого, приглушенным воспоминанием. И все же память уносит ее назад.

На балкон, похожий на вот этот; в ночь, сегодня кажущуюся такой далекой.

Госпожа Видикас, урожденная Чаллиса Эстрейсиан, узрела будущее. И открыла - здесь, стоя в ночи и опираясь о перила - что лучше бы ей было остаться в прошлом.

***

“Поговорим о плохих временах, когда кончатся ривийские лепешки”. Ругаясь вполголоса, Хватка пробиралась сквозь толпу Приозерного рынка, расталкивая голодных и до одурения пьяных гуляк, не стесняясь пользоваться локтями и сверкать глазами в ответ на каждую полубезумную ухмылку. Наконец она оказалась на узкой улочке, по щиколотку заваленной мусором. Где-то к югу от Парка Бортена. Она предпочла бы более простой путь к любимому бару, но Празднество сейчас в самом разгаре.

Плотнее прижав подмышкой сверток с плоскими лепешками, она помедлила, стараясь расправить помятый плащ; скривила губы, увидев свежее пятно, оставленное каким-то неосторожным прохожим - эти дурацкие гадробийские кексы! - и попыталась стереть его, отчего пятно стало только больше. Настроение стало еще гаже. Она двинулась дальше, расшвыривая ногами мусор.

При удаче Госпожи Синий Жемчуг и Дергунчик преуспели больше нее. Они должны добыть салтоанское вино и вернуться в “К’рул-бар”. А вот она еще здесь, за двенадцать улиц и две стены от бара. И между ними двадцать - или тридцать? - тысяч обезумевших идиотов. Станут ли приятели ждать? Ни шанса! Проклятая Дымка и ее пристрастие к ривийскому лавашу! Эти мысли и растянутый локоть составили заговор, намереваясь испортить Хватке первую ночь фестиваля. На самом ли деле локоть просто растянут? Судя по тому, как Колотун покосился на досаждающий ей отросток и пожал плечами, дела могут быть и хуже.