8 лет без кокоса

…Парень по имени Лайт с виду большой и жуткий. Он лысый и с бородой, и весь в татуировках. Он был первым, что я увидела, выйдя из аэропорта. Мне немедленно захотелось вернуться в самолет и больше его не покидать во всяких подозрительных странах. Но я боюсь летать. И представив себе еще четыре с гаком часа турбуляка, поняла, что дороги назад мне нет. Только вперед. Так и живу с тех пор, по этому принципу. Ибо тот, кто последовал ему один раз, будет поступать так всю жизнь, до конца. Вообще-то у Лайта есть и нормальное имя. Очень распространенное в России. Но он им не пользуется. За ненадобностью. Еще у Лайта есть его Большая Любовь. Она давно уже уехала из деревни на Д. и живет в полузадушенном городе М. И поэтому Лайт несчастный. Большая Любовь, как выяснилось, не может обойтись без карьеры. Без амбиций. Без хорошей машины, супермаркетов, ТВ и нормальной семьи. Без нормального имени, в конце-то концов. И — не может при этом не любить Лайта. А Лайт — не может не любить ее. Именно что не может — потому как и рад бы, но вот, блин… И в городе М. Лайт не может тоже. Он не был там уже четыре года. И не поедет — боится. Потому что большой сильный Лайт в городе М. задыхается. За четыре года он совсем разучился врать и смотреть телевизор. И у него пропал иммунитет к ядовитым рекламным испарениям города М. Лайт не поедет к своей Катерине. Потому что он — ненормальный. И имя свое нормальное он давно забыл, потому что зачем оно ненормальному Лайту?.. А в деревне на Д. все такие. Быть может, это оттого, что слишком близко к людям здесь подошло шальное африканское небо…

…Лайт довез меня от аэропорта до дайв-центра деревни на Д., с которым у меня была предварительная договоренность на обучалку. И пригласил на вечеринку к серферам. Для этого нужно было ближе к ночи прийти в темный двор Лайт-Хауса, места, где жили самые крутые и самые безденежные серферы. Прийти, не убоявшись злой собаки, которая сторожит кемп, а так же кромешной темени, небольшой, но вонючей кучки козьего говна посреди двора, и, собственно, самих серферов — о том, кто это такие, я имела весьма смутное представление. Серферы оказались большие, красивые и накуренные. Они сказали, что мы ждем такси, и накурили меня тоже. Такси оказалось ржавым насквозь пикапом с таким же ржавым местным дедом за рулем. Мы залезли в кузов, сели на бортики, лицом к ветру, пикап взревел, борзо рванул во тьму и позорно заглох через 100 метров. Дед пошуршал под капотом, после чего на дорогу со звоном посыпались лишние детали. Без них стало намного лучше, и мы снова понеслись по ухабам, сквозь тьму, и уже без остановок — к пляжу. На серфовом пляже шла вовсю тусня — народ жег костры, пил, пел битлов, танцевал и курил, в общем, развлекался. Мы с Лайтом ходили от одной тусы к другой и общались. С Лайтом прикольно, его все знают и любят, он — старый «локал», от слова local — «здешний», респектный чел. Потом мы вдвоем от всех сбежали — пошли к «Хилтону», пролезли сквозь дырку в зеленой изгороди к бассейну, там болтали и пускали «паровозы». Выпить в деревне на Д. нечего — страна кругом мусульманская. А вот травы — сколько угодно… Потом Лайт случайно уронил меня в бассейн. В мокром платье на ветру было холодно. И Лайт отдал мне свою майку с надписью Serf ever, work never. Которая мне была почти как платье по длине. А потом мы шли домой. Пешком, километр по пустой песчаной косе, которая соединяет серфовый пляж и деревню на Д. Где-то посредине косы мы упали целоваться. И ветер вымел контактную линзу из глаза. А мне было пофиг. Мы целовались и смеялись в лицо бледной от такой наглости ведьме-луне. В эту, третью мою ночь в деревне на Д. я ночевала на Лайт-Хаусе. В комнате Лайта на полосатых коврах помещались только большой матрас и ноут-бук. И еще — мохнатая бабочка, атакующая лампочку Ильича под потолком. И запахи ночных цветов, смешанные со сладковатым ароматом гаша и яблочных кальянов. И мы.

…Моя первая ночь в деревне Д. была ужасна. Я не спасла. Не могла — из-за ветра. Он яростно ломился в хлипкую щелястую дверь моего бунгало и стучал по ней, будто кулаками. А если учесть, что я была в деревне на Д. впервые, и еще не обвыклась с ржавыми фонарями на единственной улице, с мрачными бородатыми пастухами в длинных халатах и с мыслью, что это все нифига не курорт, а реальная деревня… Короче, мне было страшно. Я даже подперла щелястую дверь чемоданом. Отчего в комнате стало громыхать еще страшнее. Ветер успокоился только через несколько дней, когда я сделала, как делают все в деревне на Д. — открыла дверь настежь и позволила ему гулять по комнате, сколько вздумается, и приносить с собой прохладу, запахи ночи и такие цветные, такие удивительные сны.