80 дней в огне

— Покажи, где мы тут, — я указал на карту, разостланную на столе, в полной уверенности, что хоть так удастся отвадить гостя.

Женя посмотрел и ткнул пальцем:

— Здесь.

— Не здесь, а тут, — поправил я.

— И я показывал на правый, а не на левый берег, — поспешил исправиться Женя.

При этих словах я не смог удержать улыбку.

— Ну садись, Евгений Середа. Рассказывай, что с тобой приключилось, — пригласил я его.

Паренек уселся на кончик табуретки. Глядя на пламя самодельной лампы, он, словно собираясь с мыслями, с минуту молчал. Его живые блестящие глаза сразу стали задумчивыми и не по-детски серьезными.

…И отца и мать убили, — начал он, точно выжимая из себя эти тяжелые слова, — что делать? Направился к Волге. Все сюда тянулись. Родился-то здесь. Каждый переулок знаю. Только в развалинах однажды заблудился. Улиц не видать, сами знаете. Камни одни. И домов нет. И вдруг смотрю, левее завода — я уже был на нашей стороне — дом небольшой, не совсем разбитый. Захожу. А там прямо передо мной зеркало. Большущее. До потолка. И как оно только не разбилось? Стены-то попадали ведь. А в зеркале я. Сам себя не узнал. Должно быть, потому, что не умывался я долго. Черный, чумазый, аж страшно самому. А уши белые. Посмотрел я на свой пиджак, а там лохмотки одни, даже стыдно. Мать всегда чисто одевала, — он глубоко и горестно вздохнул и продолжал свой обрывочный рассказ. — Я его там и оставил, пиджак-то. А потом… У меня в ушах зазвенело. Есть хотел, а тут сразу расхотел. А во рту будто сахар… — Женя помолчал немного и закончил, растягивая слова, очевидно восстанавливая забытое: — И уже не помню, что дальше было. Спать захотелось здорово. Дома и то так не хотел никогда. А проснулся, смотрю, кругом наши.

Еще раз вздохнул, теперь уже с облегчением, вопрошающе посмотрел мне в глаза:

— Ну как, возьмете? — спросил.

Очень захотелось исполнить его просьбу. А почему бы и не исполнить? Шестнадцать с половиной, конечно, немного, но это уже не ребенок. Низкий рост имел свои преимущества. Середа мог выдать себя за малолетнего.

— Вот что, Женя, иди к разведчикам, отдыхай, а о твоей просьбе я доложу начальству.

Едва успела закрыться за мальчиком дверь, как в блиндаж вошел старшина Комов. Степенно пригладив усы и бороду, он неторопливо подошел к столу. Этот пожилой воин пользовался большим уважением среди товарищей. Они прислушивались к каждому его слову, шутливо называли «дедушкой».

— Потише вроде стало, — доверительно сообщил он таким тоном, каким обычно пожилые колхозники говорят про не в меру разошедшийся дождь. Так и казалось, что за этой фразой он скажет: «Завтра, должно, вёдро будет». Но Комов еще раз пригладил свою чуть посеребренную бороду и спросил: — Завтра пойдем в разведку, товарищ капитан?

— Вы же сами знаете, пойдем.

— Верно, знаю, — согласился он и как бы между прочим произнес: — А я к вам насчет мальчонки. Смышленый малец.

Вопрос поставлен ребром, и с деланным равнодушием я ответил:

— Да, парень ничего себе.

— Во-во, очень толковый, — обрадованно подхватил Комов, опускаясь на табурет. — Разрешите курить, товарищ капитан?

— Закуривайте, — я протянул ему папиросы.

— Благодарствуем, — он чуть приподнялся и слегка подался вперед, — не потребляем.

Я настороженно ждал от этого бывалого служаки очередного какого-нибудь каверзного вопроса, которыми он любил поражать внезапно собеседников.

Комов старательно скрутил «козью ножку», глубоко и с видимым удовольствием затянулся, разгоняя рукой едкий махорочный дым, затем недоумевающе покрутил головой и пустился в разглагольствования:

— Одного не пойму я: чего такой оголец в армию рвется. Ведь там, на левом берегу, говорят, и школы для них, чертенят, устроены, и харчи добрые, и забота, и все другие удовольствия. А вот поди ты…

— А вы вот и поговорили бы с ним насчет харчей и удовольствий, — вскользь заметил я Комову.

— Да нешто я не говорил. Еще как. Ничего не доходит. Одно твердит: в разведку да в разведку. Я ему: «Посуди сам, мил человек, ну куда тебе в разведку? Худущий да жалостный ты какой-то с виду. Вот на кухню, пожалуй, куда ни была, возьмут». Обиделся. Говорит, не девчонка какая, чтобы с посудой возиться. Как я ему только не доказывал, что кухня — совсем не зазор. Покормить-то умеючи надо. Взять хотя бы котелок, и то не каждый почистить может как следует.

— Так вы советуете его на кухню?

— Зачем же на кухню? — искренне удивился Комов. — Надо, по-моему, его в нашем деле испытать, раз малый такое стремление имеет… А к вам его сам полковник Тарасов направил. Значит, высшее начальство не возражает. И всем ребятам он больно приглянулся. Просили меня походатайствовать.

— Хорошо, я подумаю.

Комов потоптался на месте еще немного, раза два произнес: «Мальчонка-то больно толковый», но, видя, что я склонился над картой, спросил разрешения и потихоньку вышел.