80 сигарет

Сотни прокуренных бетонных коробок; на окнах – решетки. Зимой я спал в одежде. Летом хотелось снять с себя кожу от жары. Четыре метра пространства для передвижения. Но большую часть времени я сидел на своем спальном месте, чтобы меньше привлекать к себе внимания сокамерников. Им только дай повод. Когда для таких, как я, выделили отдельную камеру, «дышать» стало легче, но в целом ничего не изменилось: на годы мой мир «простирался» на полтора десятка квадратных метров, в среднем по два на человека. Узкое спальное место, застеленное серым жестким «хозяйским» одеялом, – вот моя вселенная, в которой я жил больше трех с половиной лет. В камере оставалась лишь моя оболочка, которая механически мыла полы, стирала вещи, запихивала в себя пищу, не чувствуя поганого вкуса, и ходила в туалет.

Многие из нас мечтают дожить до того дня, когда с помощью компьютерных технологий сумеют окунуться в мир виртуальной реальности, какой ее изображают в фантастических фильмах. Но послушайте, все это давно есть. И всегда было.

Помню, мне попалась в руки биография Александра Дюма-отца. «Кирпич» в тысячу с лишним страниц. Наверное, это было самое подробное жизнеописание, какое только может быть. Вероятно, автор собрал все, что смог, о великом писателе и запихал в одну книгу. С помощью воспоминаний современников, исторических справок, архивных документов, газетных заметок и всего прочего он воссоздал несколько десятилетий жизни писателя практически пошагово. Некоторые сцены включали в себя описания того, сколько кружек чая было выпито Дюма в гостях у того или иного своего знакомого. Эти подробности, думаю, фантастически скучные для всех, кроме историков и самых ярых фанатов Дюма-отца, стимулировали мое воображение еще больше. И я оказался в Париже позапрошлого столетия. Мне даже сложно назвать это фигуральным выражением. Я чувствовал запахи, пахло чернилами в чернильнице на рабочем столе и стеариновыми свечами; из окна в комнате писателя я видел голубей на карнизе дома напротив; слышал перебранку уличных торговцев и топот жителей дома по деревянной лестнице. А однажды я ощутил легкий хмель, когда «присутствовал» на одной из бесчисленных пирушек, устроенных щедрым и жизнелюбивым толстячком. Я пил и чувствовал вкус вина.

Эскейпизм.

Головокружение от крепленого красного, выпитого в веселой компании французской богемы, приятней, нежели от удара головой о бетонную стену.

Глава 22

Они вдвоем за столиком, Токарь и Винстон. Сильно пьяны. Под ногами валяется пустая бутылка водки. Еще одна стоит перед ними на столе. Друзья шутят, смеются и между делом поглядывают в сторону стоянки. Ненавязчиво так поглядывают, исподлобья.

Внимание их привлекает недавно подъехавшая легковушка. Из нее выходят двое. Цыгане. Третий – водитель – остается на своем месте. Двигатель не глушит. Один из двоих вышедших из машины достает сотовый и подносит к уху. Закончив короткий разговор, убирает смартфон в карман и, поставив ногу на бампер, закуривает. Второй цыган медленно расхаживает рядом, разминает затекшую от долгой езды шею. Через несколько минут к мотелю сворачивает грузовик. Винстон пьяно всматривается в его номер.

Н142ТУ.

Водитель фуры останавливается рядом с цыганским седаном, вылезает из кабины и здоровается с мужчинами. Разлив по стопкам остатки водки и опрокинув их в себя, Токарь и Винстон сцепляются руками на манер армрестлеров. В это время дальнобойщик распахивает фуру. Цыган, что помоложе и юрче, вскакивает на подножку и, лавируя между штабелями ящиков с яблоками, скрывается в полумраке прицепа. Второй цыган стоит рядом, «на подхвате».

Отгрузка героина началась.

Ящики один за одним перекочевывают из грузовика в легковушку.

Пошатываясь, «собутыльники» встают из-за стола и, придерживая друг дружку, зигзагами плетутся к магазинчику через дорогу, вероятно, намереваясь прикупить еще водки. Они останавливаются для того, чтобы обняться или невнятно о чем-то поспорить и «совершенно случайно» оказываются рядом с машиной цыган именно в тот момент, когда те закончили укладывать последний ящик в багажник.