813

Однако на несколько секунд его охватило беспокойство, когда по звуку падающих отбросов он понял, что и эта часть прохода тоже наполнена водой – что было естественно, ведь дверь не могла служить непроницаемой дамбой. Но какое это имело значение! Путь был свободен… Последнее усилие… Ленорман выбрался.

– Иди сюда, Гурель! – крикнул он, возвращаясь за своим товарищем.

Он вытащил его за руки полумертвого.

– Давай, приходи в себя, дурачина, ведь мы спасены.

– Вы думаете, шеф… Вы думаете?.. Воды по грудь…

– Пускай… Пока она не закрывает нам рот… А твой фонарь?

– Он больше не работает.

– Тем хуже.

Вдруг Ленорман радостно воскликнул:

– Ступенька… две ступеньки!.. Лестница… Наконец-то!

Они выбирались из воды, из той проклятой воды, которая едва не поглотила их, и это было сладостное ощущение. Освобождение воодушевляло их.

– Стой! – прошептал Ленорман.

Он уперся во что-то головой. Вытянув руки, ощутил препятствие, которое тут же поддалось. То была крышка люка, и, открыв этот люк, они очутились в подвале, куда через отдушину просачивался свет ясной ночи.

Откинув крышку, он поднялся по последним ступенькам.

На него тут же упал какой-то покров. Его схватили чьи-то руки. Ленорман почувствовал, как его окутывает что-то вроде одеяла или мешка, а потом его обвязали веревками.

– Теперь другой, – послышался чей-то голос.

Такую же операцию должны были проделать с Гурелем, и тот же голос произнес:

– Если они закричат, сразу убей их. Твой кинжал с тобой?

– Да.

– В путь. Вы, двое, берите этого… вы, двое – того… Никакого света и никакого шума… Дело серьезное! С самого утра обыскивают сад… Усердствуют человек десять или пятнадцать. Возвращайся во флигель, Гертруда, и чуть что, звони мне в Париж.

У Ленормана создалось впечатление, что его куда-то несут, а через какое-то время ему показалось, что они на улице.

– Подгони свою колымагу, – произнес голос.

Ленорман услышал шум экипажа, запряженного лошадью.

Его положили на пол. Рядом с ним втиснули Гуреля. Лошадь пошла рысью.

Переезд длился около получаса.

– Стой! – приказал голос. – Спускайте их. Эй, возница, поверни колымагу так, чтобы задняя часть упиралась в парапет моста… Хорошо… На Сене никаких судов? Нет? Тогда не будем терять времени… Эй, вы привязали им камни?

– Да, булыжники.

– В таком случае действуйте. Препоручи твою душу Господу, господин Ленорман, и помолись за меня, Парбери-Рибейру, более известного под именем барона Альтенхайма. Ну как? Все готовы? Что ж, счастливого пути, господин Ленорман!

Ленормана поместили на парапет. Его толкнули. Он почувствовал, что падает в пустоту, и снова услышал насмешливый голос:

– Счастливого пути!

Через десять секунд настала очередь инспектора Гуреля.

Парбери-Рибейра-Альтенхайм

I

В саду под присмотром мадемуазель Шарлотты, новой сотрудницы Женевьевы, играли девочки. Раздав им пирожки, госпожа Эрнемон вернулась в комнату, служившую сразу и гостиной, и приемной. Она расположилась за столом и принялась приводить в порядок бумаги и книги записей.

Внезапно она почувствовала чужое присутствие в комнате. Встревожившись, обернулась.

– Ты! – воскликнула она. – Откуда ты явился? Каким образом вошел?..

– Тише, – молвил князь Сернин. – Выслушай меня, и не будем терять ни минуты. Женевьева?

– Пошла к госпоже Кессельбах.

– Когда будет здесь?

– Не раньше, чем через час.

– Тогда я дождусь братьев Дудвиль. У меня встреча с ними. Как Женевьева?

– Очень хорошо.

– Сколько раз после моего отъезда она виделась с Пьером Ледюком за эти десять дней?

– Три раза, и сегодня должна с ним встретиться у госпожи Кессельбах, которой она его по твоему приказанию представила. Только я должна сказать тебе, что лично мне этот Пьер Ледюк мало интересен. Женевьеве лучше найти какого-нибудь хорошего парня ее уровня. Например, учителя.

– Ты с ума сошла! Женевьеве выйти замуж за какого-то школьного преподавателя!

– Ах, если бы ты прежде всего думал о счастье Женевьевы!

– Какого черта, Виктория! Ты попусту донимаешь меня своей болтовней. Разве у меня есть время сентиментальничать? Я играю шахматную партию, переставляя свои фигуры и не беспокоясь о том, что они думают. Когда я выиграю партию, то озабочусь узнать, есть ли сердце у коня Пьера Ледюка и королевы Женевьевы.

Она прервала его:

– Ты слышал? Чей-то свист…

– Это Дудвили. Сходи за ними и оставь нас.

Как только братья вошли, князь спросил с присущей ему определенностью:

– Я знаю все, что сообщили газеты об исчезновении Ленормана и Гуреля. Вам известно что-нибудь еще?

– Нет. Дело взял в свои руки помощник, господин Вебер. Вот уже неделю мы обыскиваем сад пансиона, и нам не удается понять, как они могли исчезнуть. Вся служба в смятении… Такого никогда не случалось… Не оставив следов, исчезает начальник полиции!

– Две служанки?

– Гертруда пропала. Ее разыскивают.

– А Сюзанна?

– Ее допросили господин Вебер и господин Формери. Против нее ничего нет.

– Это все, что вы можете мне сказать?

– О нет! Есть и другие вещи, то, о чем мы не рассказывали газетам.