Безумие вылетело наружу, оставив после себя пустоту. Не освобождение, а затягивающую,
засасывающую в глухую пропасть пустоту.
Проект полетел к чертям. Долгие годы опытов. Огромные финансовые средства. Но единственное
имело значение сейчас – это то, что не хотелось сломать еѐ тут же. Как я делал это всегда. Игрушки.
Зачем они, если знаешь, что больше не будешь играть в них? Отдать другим нельзя. Поэтому лучше
разбить. Разодрать. И чем больше осколков получится, тем острее будет послевкусие.
Но с ней...я вдруг чѐтко осознал, что не наигрался. Тогда я ещѐ верил, что играю.
Глава 19
Холодная вода размеренно била по коже крупными каплями, а мне все еще казалось, что я горю и
не остываю. Словно от капель шел пар, когда они касались воспаленной кожи. И там, где остались следы
от нашей бешеной страсти, щипало и саднило. Я смотрела на жидкое мыло и думала о том, что смою с
себя его запах…Мне кажется, я просидела там несколько часов, не решаясь намылиться, вымыть волосы
и всю себя. На внутренней стороне бедер следы моей крови и его спермы. Принадлежность обрела
четкие формы, объем. Перестала быть просто фактом, стала осознанной… я ее приняла, как принимала
его в себя, извиваясь под жилистым, мускулистым телом и впервые в жизни кричала от наслаждения.
Осталось послевкусие, терпкое, острое. Везде. Я все еще чувствовала прикосновения Нейла и
жестокие, сумасшедшие ласки. Если бы не умирать так скоро, то я уверена, что мне этих воспоминаний
хватило бы на несколько жизней вперед. Каждый стон, рычание, хриплый голос, неумолимые толчки
плоти.
Я не спрашивала себя, почему он набросился на меня, как голодный зверь, почему наплевал на
проект. Мне не хотелось думать ни о чем. Нейл хотел меня. И это самое безумное ощущение – быть
желанной тем, кого сама хочешь до дикости.
Я думала о том, как ничтожно звучит слово «хочу» и как безлико слово «люблю». Неужели можно
назвать желанием острую необходимость, жизненно важную потребность, которую можно сравнить с
дыханием или сердцебиением? Когда прикосновение несет боль от жажды новых прикосновений. Никогда
не думала, что жестокость может быть нежной, а нежность болезненной, но каждая ласка Нейла была
одновременно и нежной, и грубой. Я знала, на что способны Деусы. Нас этому учили, я знала, ЧТО он мог
сделать со мной, в какую пытку превратить каждое проникновение и касание – я бы выла в агонии дикой
боли. Он мог разодрать меня части и трахнуть каждую из них изощренно, жестоко, получая свою
основную пищу – чужую боль, самое вкусное ментальное лакомство таких, как он. Я же орала от
наслаждения, от ненормального сумасшедшего наслаждения. Нейл был со мной нежен настолько,
насколько мог бы быть нежным Деус. И это сводило меня с ума от непонимания… это связывало сильнее
страха, сильнее фанатизма, сильнее поклонения.
Я не хотела ничего анализировать, ничего не хотела сейчас, кроме как закрывать глаза… и снова,
и снова возвращаться в эти минуты и секунды бешеного счастья. И за каждое мгновение последует
расплата, за каждый осколок эйфории – боль. Тогда я еще этого не понимала. Тогда я вообще ничего не
понимала. Куда лезу и что хочу получить, в ком хочу разбудить чувства.
Вы когда-нибудь хотели дотронуться до солнца? Или сжать пальцами пламя?
Я сделала и то, и другое. Обожглась, теперь вся покрыта ожогами изнутри и снаружи, но я трогала
это солнце, и сжимала в своих руках пламя, оно лизало мое тело, я могу потрогать каждую метку,
оставленную им, в виде тонких царапин на бедрах, следов от клыков на плечах, на груди. Трогая
кончиками пальцев губы, я улыбалась…они настолько чувствительны, настолько болезненные, истерзаны
его жестокими поцелуями, опухшие, саднящие. Как и там, между ног, где все ноет и болит от его
вторжения. Но я бы ни за что не согласилась, чтобы было иначе. Я готова драться за каждую метку на
моем теле, если бы их захотели свести. Это лучшие украшения из всех, что я когда-либо видела в своей
жизни.
Но ведь каждый, кто приблизится к солнцу, обязательно погибнет. Я не жалела ни о чем…даже
хуже – я понимала, что это лучший выход. Жить дальше и больше никогда не прикоснуться к пламени –
слишком мучительно и больно. Человек создан желать большего, чем он имеет. Стремиться дальше,
иногда в полный крах, в болото, которое кажется ему раем, а на самом деле это замаскированный Ад. Я
шла в свой Ад сама, добровольно, в руки самого жестокого палача. Это были всего лишь первые шаги.
Зависимость уже вошла под кожу, дальше жестокая ломка, ни с чем не сравнимое мучение. Я
по-прежнему жалкий Нихил, а Нейл по-прежнему недостижимое солнце. Он ясно дал это понять, когда
поднялся с пола, застегнул ширинку и, не глядя на меня, вышел из кабинета. Возможно, немедленно