9 1/2 weeks

Войдя в квартиру, я с трудом запираю за собой двери. Воздух в комнатах

затхлый. Жарко и душно. Перед

закрытыми окнами пляшет пыль, зеркало над камином ослепительно блестит. Я

добираюсь до кровати, не в силах унять

дрожь, но не могу влезть под одеяло. В конце концов натягиваю себе на плечи

покрывало. Когда я пробую оторвать голову

от подушки, чтобы встать и задернуть шторы, все плывет передо мной, и я

вынуждена закрыть глаза.

Из кошмара, в котором меня пожирают огненные муравьи, меня вырывает

телефонный звонок.

Я сдергиваю покрывало и подношу трубку к уху, не открывая глаз.

- Что-нибудь случилось? - спрашивает он.

- Должно быть, схватила инфекцию или что-то в этом духе.

Теперь я умираю от холода, как будто лежу на льду, а не на стеганом

одеяле.

- Я сейчас буду.

В трубке щелкает, потом начинает гудеть.

- Нет, - говорю я, кладя руку с трубкой на грудь. Я и вправду больна. В

разгар лета! Смешно, тем паче что я вообще

редко болею.

На этот раз меня будит дверной звонок. Я не шевелюсь. Звонок снова

прерывисто звонит. В конце концов, мне

кажется, что шум выносить тяжелее, чем встать. Я, не открывая глаз, тащусь к

двери. Я тупо повторяю ему, что я хочу

остаться дома, но он берет меня за руку, ногой закрывает дверь и ведет меня к

лифту.

- Я никого не выношу, когда я больна, ненавижу, чтобы около меня кто-

нибудь был, - едва слышно говорю я ему на

ухо. - Правда. Я хочу болеть в своей постели, - я даже повысила голос.

- Только не тогда, когда ты настолько больна, - говорит он, заталкивая

меня в лифт.

У меня так кружится голова, что я не могу ответить. Он почти несет меня

до такси, которое нас ждет. Потом снова

лифт, и вот я снова в постели, которую я теперь знаю лучше, чем свою, в одной из

его рубашек.

Я слышу, как сквозь туман:

- Я пойду куплю термометр.

Во рту у меня то все горит, то леденеет. Смутно слышу, как он говорит по

телефону.

Кто-то трясет меня за плечо.

- Это один мой друг. Он лечит на дому.

Надо мной склонился розовощекий мужчина, его зубы измазаны постным маслом

и движутся со страшной

скоростью. Потом он осматривает горло. Позже я снова слышу голос:

- ...пойдите в аптеку за...

Мне дают какие-то таблетки. Я снова пытаюсь объяснить, что не люблю

видеть кого бы то ни было, когда я больна,

и этому правилу никогда не изменяла с подростковых лет. Но у меня все тело болит

так, что всякое усилие мне кажется

чрезмерным.

Я просыпаюсь в строго обставленной комнате. На будильнике четыре часа

дня. Все мышцы у меня болят по-

прежнему, но голова больше не кружится.

- Вот это в самом деле называется поспать! Я рад, что ты проснулась, тебе

нужно принять еще таблетки.

- Что ты мне даешь?

- То, что Фред прописал. У тебя тяжелый грипп.

- А ты что тут делаешь?

- Здесь? - он строит гримасу. - Ей-богу, живу здесь.

Но я слишком еще слаба, чтобы шутить.

- Почему ты не на работе?

- Я их предупредил, - говорит он. - За тобой должен кто-нибудь ухаживать

еще несколько дней.

- Нет, - возражаю я, но едва сказав это, понимаю, что это неправда, что

он прав, оставаясь со мной дома. Я больше

ничего не говорю, он тоже.

* * *

Он оставался дома еще два дня и утро следующего. Мне пришлось лежать пять

дней в постели, а субботу и

воскресенье провести в гостиной на диване. Он купил больничный столик - сложную

штуку, покрашенную в белый цвет, на

ножках, с ящиком и с отделением для газет, - пичкал меня аспирином и

антибиотиками. Он делал мне какое-то пойло, и я

три дня подряд глотала его, не спрашивая, что я пью: это был, кажется,

абрикосовый сок, сок грейпфрута и ром, все горячее,

почти кипящее. Я сидела на его кровати в комнате с кондиционированным воздухом,

а за окнами пылал июль. В комнате

были задернуты занавески. Я прикрыла плечи его пуловером и глотала желтоватую

смесь, каждый раз глубоко засыпая

после. Позже он стал поить меня бульонами, потом молочными коктейлями (то

ванильным, то клубничным) и, наконец, он

перешел к нашим всегдашним обедам согласно своему обычному циклу. Мне стало

лучше. Голова стала ясной, но в теле по-

прежнему сохранялось такое ощущение, что я упала в пропасть. Он перенес в

спальню телевизор и положил пульт

дистанционного управления рядом со мной на подушку. Он покупал мне кучу

журналов. Вечером садился около кровати и

рассказывал, как дела у меня на работе (для чего специально ходил завтракать с

одним из моих сотрудников). Он научил

меня играть в покер и позволил мне выиграть. Ночью он спал на диване.

С восьми лет, когда я схватила оспу, никто никогда со мной так не

возился.

* * *

Сегодня я решила пойти купить подарок моей матери. Самое время: завтра ее

день рождения. Субботний день,

очень душно. Однако не скажешь, что на улице почти сорок градусов: в магазине

Сакса воздух ледяной, несмотря на то, что

магазин набит народом. Мы в ювелирном отделе рассматриваем браслеты и тонкие

золотые цепочки. Я выбираю один

браслет в форме сердца и другой, с крошечным букетиком эмалевых незабудок.

Именно в эту минуту он шепчет мне на ухо:

"Укради его!" Я подпрыгиваю, опрокидываю стопку свертков, которую стоящая рядом

женщина прислонила к прилавку.

Он исчезает в толпе.