9 1/2 weeks

Придя в номер, я глубоко вздыхаю,

счастливая уже тем, что между мной и тяжелой тишиной коридоров и переходов есть

хоть какая-то дверь.

На этот раз на постели нет пакетов, нет и записки. На стенах я вижу шесть

больших гвоздей, вероятно вбитых для

того, чтобы вешать картины форматом с мои репродукции. Стены (везде, но не

вокруг гвоздей) сероватые и давно

некрашены. Впечатление такое, будто из комнаты хозяева только что уехали, причем

так спешно, что даже чемоданов не

сложили, успев только снять со стен семейные портреты. В ванной около раковины

один вделанный в стену шкаф, другой

около душа.

Я сажусь на оранжевое покрывало, которым застелена односпальная кровать.

Матрас глубоко проваливается подо

мной. Я ставлю портфель у ног, а сумку прижимаю к себе. Наконец-то звонит

телефон.

- Разденься, - говорит он мне, - и завяжи глаза, в верхнем ящике есть

шарф.

Этот шарф из белого хлопка (с маленькими розовыми цветочками по краям)

мне подарили две подруги года три

тому назад. Он тщательно сложен и лежит в глубине ящика. Я снимаю с себя синюю

майку и льняные брюки, немного

удивленная тем, что приходится раздеваться самой; с тех пор, как я живу с ним, я

от этого отвыкла.

Дверь отворяется. Он затворяет ее за собой. Он подходит к постели,

срывает одеяло и простыни, толкает меня. Я

падаю на пол, ничего не понимая.

- Ну, не плачь, - голос ледяной. - Еще наплачешься вволю. А ведь я просил

тебя о пустяке: шарф завязать...

- Комната какая-то зловещая, - говорю я. - Я не могла долго быть здесь

одна.

- Ты вообще не много можешь. На счастье, я был здесь.

- Я не знала, что ты здесь.

- Давай, завязывай шарф, - говорит он.

Я складываю шарф и неловко завязываю себе глаза. Он засовывает между

шарфом и бровями палец, потом еще

два, развязывает шарф, завязывает его сам. Становится темно. Я слышу шорох

целлофана, разрываемой бумаги, щелчок его

зажигалки, потом во рту у меня оказывается сигарета. Он берет мою левую руку и

складывает пальцы так, чтобы я могла

держать маленькую пепельницу.

Выкурив две сигареты, я кашляю и прочищаю горло. Потом открываю рот.

Стучат. Я слышу как он идет, открывает

дверь, с кем-то тихо говорит. Голос такой же низкий, как его, но сильно от него

отличающийся: может быть, это женский

голос?

- Согласен...

- Ну, а время...

- Начинайте сейчас...

Я не очень хорошо понимаю смысл фраз.

Следующие десять минут меня одевает женщина. Теперь я уверена, что это

женщина. Меня касаются ее груди; они

у нее, по-видимому, большие и мягкие. Воздух наполнен сильным запахом, который я

никак не могу определить: он не

тошнотворен, хотя и крепок, и не удушлив, хотя в нем есть мускус и вербена. У

женщины очень длинные ногти, она

меньше меня ростом, она недавно выпила немного вина и прополоскала рот

Лаворисом. Ее густые длинные волосы

касаются моей кожи, как ее груди.

Я пытаюсь представить себе одежду, которая не предназначена. Трусики

узкие из скользкой материи, с жесткой

резинкой чуть повыше лобка.

На ноги она мне натягивает сапоги, которые внутри скрипят; у них, должно

быть, высокие каблуки и толстая

подошва. Надевает мне через голову юбку с застежкой-молния. Я щупаю ткань, зажав

ее между большим и указательным

пальцем: она холодная и скользкая, как пластиковый плащ. Значит, на мне мини-

юбка из винила.

Потом она переходит к лифчику.

- Наклонись чуть-чуть, моя красавица, - говорит она мне заговорщицки. -

Сейчас мы славно развлечемся.

Я наклоняюсь, и она прилаживает бюстгальтер, беря каждую мою грудь в

ладонь и запихивая в чашечки снизу и

сбоку кусочки ваты. Когда она просит меня выпрямиться, я провожу рукой по

кружеву бюстгальтера: мои груди

соприкасаются, хотя обычно это бывает только тогда, когда их сжимает мужчина.

Сама мысль о том, что моя грудь

выглядит так экстравагантно, меня смешит.

- Что здесь смешного? - спрашивает он.

- Послушай, - отвечаю я. - Встань на мое место. Я в каком-то отеле, с

завязанными глазами, и кто-то, кого я не

знаю, надевает на меня бюстгальтер, который я была бы счастлива носить между

двенадцатью и восемнадцатью годами,

если, конечно, моя мать мне бы это позволила. Постарайся представить себе все

это, и скажи мне, разве это не смешно?

- Понимаю, - сказал он.

Тем временем женщина надевает мне через голову что-то вроде майки. Она

без рукавов, кончается на несколько

сантиметров выше талии, а начинается там, где верхний край бюстгальтера. Мини-

юбка, майка, сапоги на толстой подошве

и высоком каблуке: меня одели проституткой.

Но мне не дали времени поразмышлять над этим вопросом. Платок с глаз

снимают. Передо мной в гаснущем свете

дня я вижу огромный светлый парик а ля Долли Нортон, под ним чудовищно

накрашенные глаза и блестящий темно-

коричневый рот. Потом черную майку, в вырезе которой видны большие груди и

бюстгальтер из черного кружева, красную

виниловую юбку, доходящую до половины бедер: мой двойник. Я и она, одетые

одинаково и противопоставленные чему-то,

о чем я пока не догадываюсь. Я пристально смотрю на нее.

Ни он, ни она не двинулись с места. Только в ту секунду, когда я сажусь

на кровать, собираясь наконец задать

вопрос, он говорит женщине:

- Продолжай.