9 Мгновений Счастья

А еще! Еще ко мне приехала моя двоюродная сестра Микаэла и ее мачеха Эшли. К сожалению, тётя Кети несколько лет назад попала в аварию и погибла на месте. Дядя Том, отец Микаэлы, недолго горевал и через год женился на Эшли. Мне она не нравится ничуть. Противная женщина с бесконечным ненужным мнением, как у пернатой индюшки. Брр, аж мурашки по коже бегут стоит представить, что Микаэле приходится терпеть общество жены ее отца.

– Алекса! – радостно зовет меня Микаэла и крепко обнимает. Мы всей семьей вышли во двор, чтобы встретить гостей. Я отвечаю сестре взаимностью и тихонько шепчу на ухо, что я за любой кипишь, лишь избавить ее от мучений из-за Эшли. Микаэла заговорщицки подмигивает мне.

– Я так рада, что ты нашла время и выбралась из своего университета в разгар учебы, – восторженно тараторю и вовсю игнорирую стоящую рядом Эшли с двумя сумками в руках. Мама и папа тоже не спешат помогать гостье с ее багажом.

Кажется, Эшли даже не понимает, что ей тут особенно не рады. Да и зачем она вообще всюду носится за Микаэлой? Я хмурюсь, когда бросаю взгляд на женщину. Нисколько не вызывает симпатии. Белые длинные локоны свисают с плеч, карие глаза и смугловатая кожа никак не соответствуют ее прическе.

– Где наша комната? – командный тон Эшли гремит в холе, мы даже толком зайти все не успели. Женщина ставит две сумки у стены, и ее не волнует, что тут не место ее багажу. Приходится моему папе брать пожитки жены его брата и нести на второй этаж в гостевую спальню. Вот только незадача: комната для Микаэлы, а для Эшли – диван в гостиной.

Моя мама мило улыбается и приглашает всех за стол ужинать. Спустя два часа все мы дико устаем от болтовни Эшли. Она говорит и говорит, говорит и говорит. О, Боги, кто-нибудь пристрелите ее!

– Том говорит, что мы в этом году поедим на Райский остров отдыхать. Через две недели, если быть точнее, – жеманно выдавливает Эшли, хвастаясь перед моей семьей, что благодаря моему дяде, эта неугомонная съездит погреть свои косточки.

Микаэла закатывает глаза и театрально падает на стол, ударяясь лбом. Эшли выпучивает глаза в немом вопросе «а что тут такого?».

– Это замечательно, – отвечаю я, убрав вилку в сторонку от греха подальше.

– Конечно! – восторженно говорит Эшли. – И тебе бы надо, Алекса, выбраться. Да-да, Джош, – она обращается к моему отцу, который едва сдерживает свое нетерпение высказать этой женщине парочку нелестных эпитетов. – Это же может быть и последний раз, – выдает Эшли, отчего я буквально обалдеваю, как и все остальные.

– Эшли! – восклицает в ужасе мама. Папа все же покидает застолье и уходит из кухни.

Я деловито приподнимаю свое лицо, оставляю в сторонке от тарелок салфетку, затем встаю. Хотя Микаэла хватает меня за руку, но я не собираюсь терпеть такое отношение к себе.

– Конечно, я рано или поздно умру. Сегодня может быть, или завтра, к примеру. А может и через год, или вовсе лет через …дцать. Это не тебе решать, Эшли. И говорить о таких вещах ты не в праве. Как и не в праве унижать моего отца, – я ощущаю, как к горлу подступает комок из непрошенных слез.

Мне обидно за папу. За маму. Они оба уже в лепёшку разбились, лишь бы мне помочь с болячкой. Лишь бы я еще побыла рядом с ними. А эта идиотка, не имеющая за своими плечами ни гроша, ни семьи, ни детей, пытается учить жить. Да кто она такая! Пусть сначала наденет мои тапки и почувствует всю гамму прелести от невыносимой боли, хотя бы день, если вообще сумеет выдержать такое испытание.

Эшли молчит и бровью не ведёт, но понимает ли она, что наделала своими высказываниями.

– Я всё сказала, – гордо киваю головой, затем отодвигаю стул и выхожу из-за стола.

Мама подрывается за мной, но я безмолвно прошу ее остаться здесь, чтобы Микаэла не набросилась на Эшли. Отдаленно я слышу, что Эшли возмущается, якобы она никого не собиралась обижать, а говорила, как есть на самом деле. Что такие, как я вообще должны жить в пансионатах, где есть уход медсестер и докторов, что такие, как я не должны мешать продолжать жить своим родителям. Что такие как я – эгоисты.

Кажется, ранее я подобное слышала, только из уст ребят, таких же, как я, когда приходила на групповые треннинги к психологу. Значит, многие люди думают и твердят, что мы мешаем. Кто-то сгоряча такое может ляпнуть, если устал, или всё пошло не по плану. Но главное, такие как мы цепляемся из последних сил за тонкую веточку жизни, желая ухватить хотя бы еще один день, чтобы провести его рядом с родными, рядом с близкими, рядом с любимыми.

Папа находится на веранде, когда я нахожу его. Он стоит, облокотившись о перила, и смотрит вдаль. Я подхожу к нему и хлопаю по плечу в знак утешения. Папа кивает, но на лице тень печали, искра в глазах давно клубит дымом.

– Пап, – зову его, устроившись рядом с ним.

– Да, родная, – тон голоса ровный и тихий.

– Мне жаль, что я выпала обузой для тебя и мамы, – шепчу, чтобы никто больше не слышал моих признаний. Папа цыкает.

– Прекрати, – недовольно отвечает, – и меньше слушай эту курицу.

– Индюшку, – поправляю его, и он, посмотрев на меня, улыбается.