9 ноября (ЛП)

– Прости, – извиняется она, всхлипывая. – Я увидела письмо. И я бы никогда не стала читать твои личные вещи, но оно было открыто, когда утром я принесла завтрак, и просто... Прости. А потом, – она поднимает несколько листов рукописи и размахивает ими, – я прочитала первую страницу и, просидев здесь уже четыре часа, не могу остановиться.

Она читала это в течение четырех часов?

Я подхожу к ней и хватаю стопку страниц с её колен.

– Сколько ты прочитала? – я беру рукопись и отношу обратно на кухню. – И зачем? Ты не имела права читать это, мама. Боже, не могу поверить, что ты это сделала, – я заталкиваю рукопись обратно в картонную коробку и отношу к мусорному ведру. Наступаю на кнопку, чтобы открыть крышку ведра, но мама оказывается рядом со мной быстрее. Она никогда так быстро не двигалась.

– Фэллон, не смей это выкидывать! – восклицает она, выхватив коробку из моих рук и прижав к груди. – Зачем ты это делаешь? – она ставит коробку на стойку, прикрывая ее рукой, как будто это что–то ценное, что я чуть не сломала.

Я в замешательстве, почему она так реагирует на то, что должно её злить.

Мама быстро выдыхает, а затем твердо смотрит мне в глаза.

– Милая, – говорит она. – Это все правда? Все это происходило на самом деле?

Даже не знаю, что ей ответить, потому что понятия не имею, что она имеет в виду под словом «все». Я пожимаю плечами.

– Не знаю. Я еще ничего не читала, – прохожу мимо нее и направляюсь к дивану. – Но если ты имеешь в виду Бентона Джеймса Кесслера и тот факт, что он позволил мне окончательно влюбиться в его вымышленную версию, то да. Это произошло. – я поднимаю одну из диванных подушек в поисках пульта от телевизора. – И если ты имеешь в виду то, что я узнала, что он каким–то образом был причастен к пожару, который чуть не убил меня, но не рассказал такую незначительную деталь, когда я была влюблена в него, тогда да, это тоже произошло. – я нахожу пульт.

Сажусь на диван и скрещиваю ноги, готовясь к двенадцати–часовому марафону реалити–шоу. Сейчас для мамы самое прекрасное время, чтобы уехать, но вместо этого она подходит к дивану и садится рядом со мной.

– Ты это не читала? – спрашивает она, опуская коробку на кофейный столик перед нами.

– Я прочитала пролог в прошлом году. Этого для меня было достаточно.

Я чувствую тепло её руки, накрывающей мою. Медленно поворачиваю голову, чтобы увидеть, что мама ласково мне улыбается.

– Милая...

Моя голова откидывается на спинку дивана.

– Пожалуйста, твои советы могут подождать до завтра?

Мама вздыхает.

– Фэллон, посмотри на меня.

И я смотрю, потому что она моя мама, и я люблю ее, и по какой–то причине, хоть мне уже двадцать три, я все еще делаю то, что она говорит.

Она подносит руку к моему лицу и убирает прядь волос за левое ухо. Её большой палец касается шрамов на моей щеке, и я вздрагиваю, потому что это первый раз, когда мама намеренно прикасается к ним. Кроме Бена, я никогда никому не позволяла их трогать.

– Ты любишь его? – спрашивает она.

В течение нескольких секунд я не двигаюсь. Горло будто горит, поэтому вместо того, чтобы сказать "да", я просто киваю.

Ее губы дергаются, и она дважды быстро моргает, пытаясь не заплакать. Мама всё еще водит большим пальцем по моей щеке. Она отводит взгляд и осматривает мои шрамы на лице и шее.

– Я не собираюсь притворяться, что знаю, через что ты прошла. Но после прочтения этих страниц, я могу заверить тебя, что ты не единственная, кто был изранен в том пожаре. Просто потому что он не показывал тебе свои шрамы, не значит, что их не существует, – мама берет коробку и ставит ее на мои колени. – Вот они. Он выставил свои шрамы на всеобщее обозрение ради тебя, и ты должна не отворачиваться от них и проявить к нему уважение, которое он проявил к тебе.

По щеке скатывается первая слеза за сегодняшний день. Я должна была догадаться, что не смогу не плакать сегодня.

Мама встает и собирает свои вещи. Она покидает мою квартиру так больше ничего не сказав.

И я открываю коробку, потому что она моя мама, и я люблю ее, и по какой–то причине, хоть мне уже двадцать три, я все еще делаю то, что она говорит.

Я бегло просматриваю пролог, который читала в прошлом году. Ничего не изменилось. Открываю первую главу и начинаю с самого начала.

Роман Бена – Глава первая

Девятое ноября

16 лет

«Сломи солнце до рассвета, и смерть не будет иметь власти».

– Дилан Томас

Большинство людей не знают, что такое смерть.

Я знаю.

Смерть – это отсутствие шагов по коридору. Это как утренний душ, который не приняли. Смерть – это отсутствие голоса, который должен звать с кухни, чтобы разбудить меня. Смерть – это отсутствие стука в дверь моей комнаты, который обычно звучит за секунду сигнала будильника.

Некоторые люди говорят, что глубоко внутри у них появляется предчувствие, когда должно произойти что-то плохое.

Прямо сейчас я чувствую это не глубоко внутри.