9 жизней Антуана де Сент-Экзюпери

Однако прежде чем задавать себе вопрос об условиях борьбы, не уместнее ли было бы спросить, как бороться? На этот вопрос его философия дает фундаментальный для нашего времени ответ. На самом деле, речь уже не идет о больших народных восстаниях. Все разбито на фрагменты; все одновременно и раздроблено, и глобально. Как же тогда бороться? Разбираясь в самом себе и вокруг себя, не стремясь опрокинуть мировой порядок. Без этого сейчас невозможно действие. Сент-Экзюпери приглашает нас представлять себя центрами ответственности. Таким образом, мы должны действовать во имя самих себя, а остальное приложится. Человек – это не тряпичная кукла! Сент-Экзюпери напоминает нам: достаточно того, чтобы один человек встал, и за ним последуют. За этим первым человеком пойдем и все мы, и тогда образуется «линия часовых».

* * *

В этом он – философ нашего времени. В самом деле, противопоставляются два решения проблемы человеческого существования. С одной стороны стоит идеал сообщества, при котором отменяется всякий индивидуализм, мир, где все решается в пользу «мы», лишенного всякого содержания. С другой стороны на дрожащих ногах стоит индивидуалистическое решение, дающее уникальный опыт, обосновывающий ненависть ко всему общему. Не слишком большой выбор! Слабое понимание человека! А что между этими двумя вариантами? Ничего. Одна лишь пустыня. Там нет человека и нет сообщества. Слова наших мыслителей и наших писателей кажутся нам идущими из склепа. Если бы нам пришлось думать о человеке, о цивилизации, мы посчитали бы, что идет «смешение храма и груды камней». Поэтому представляется очевидным, что исчезло то гуманистическое наследство, которое делает нас чем-то бо́льшим, чем мы сами, и не перестает отдавать должное благородству человека.

Эти два решения, на самом деле, забывают про человека. Поэтому Антуан де Сент-Экзюпери отвергает их, ибо они незаметно уносят с собой судьбу целой цивилизации, способность чувствовать, видеть мир, быть в нем. В связи с этим не ощущаемым нами изменением он пишет о том, что «мы скатились – за неимением плодотворного метода – от Человечества, опиравшегося на Человека, к этому муравейнику, опирающемуся на сумму личностей» («Военный летчик»). Однако кто мечтает о судьбе термитов, рабов, которые, забыв свое потерянное величие, не способны даже его оплакивать? Он предлагает нам «я» – широкое и щедрое. Которое содержит других и весь остальной мир. Человеческий опыт, который он проповедует, – единственный жизнеспособный. Это опыт океанической индивидуальности, если можно так выразиться, чуть перефразируя высказывание Ромена Роллана, принятое затем Зигмундом Фрейдом. Этот опыт состоит в том, чтобы постоянно испытывать чувство неразрывного единства, общности со всем, что для Сент-Экзюпери есть принадлежность к дому детства, к своим друзьям, товарищам по авиагруппе 2/33, к Франции, к определенной цивилизации. Главное тут состоит в том, чтобы понять, что мы – только «узел отношений», что без них мы ничто, просто тень, сметенная потоком.

Это сознание – единственное, что охватывает очертания жизни. Ибо, когда я произношу хоть малейшее слово о том, что я живу и действую, я имею в виду сладость летних вечеров совместно с друзьями, руку матери, лежащую на моем детском лбу, глаза отца, слезящиеся от гордости. Я происхожу из них, как они из меня, как сказал бы автор «Маленького принца». Вы – это ваши родители, ваши друзья, незнакомец, который повстречался вам и который вам улыбнулся. Сент-Экзюпери приглашает нас именно к такому осознанию. Таким образом, индивидуальность, а это опыт его собственной жизни, не может быть без самоотверженности, без ответственности, так как быть ответственным за других – это значит принять на себя ответственность за свою жизнь. Мы ничто, если мы перестаем давать – а мы перестали это делать. Это свобода, которой нам прожужжали все уши, это лишь «свобода быть ничем», как он выразился бы. Он пишет: «Мы перестали давать. Но если я готов дать лишь самому себе, я ничего не получаю, потому что не создаю ничего такого, от чего я неотделим, а значит, я – ничто» («Военный летчик»). Определение, которое он дает человеку, влечет за собой особые судьбы, судьбу всех и судьбу мира, ибо «быть человеком – это и значит чувствовать, что ты за все в ответе», это «сгорать от стыда за нищету, хоть она как будто существует и не по твоей вине», это чувствовать, что, «укладывая камень, помогаешь строить мир» («Планета людей»).

* * *

И не сильно ли мы ошибаемся, когда, глядя в зеркало, видим лишь груду плоти, более или менее плотной и неповрежденной? Что нам до гонки мира, если это делается без нас? Не являемся ли мы первыми архитекторами этого?