90 МИЛЬ ДО РАЯ

       Волны будто шутили над Ласаро, устраивая пляски перед его носом, и мешая определить местоположение спасительной камеры. И это еще что? Опять эта ведьма! Надо было треснуть ее в лоб, чтоб уж наверняка. Она вцепилась в него обеими руками, и что она делает?! Что она надумала?! Он бил ее по голове, колол пальцами глаза, драл волосы… Все, бесполезно.

– Отвяжись от меня!!! – неистово хрипел в паническом ужасе задыхающийся горе-лоцман. Она уже держала мертвой хваткой его кадык и тащила на дно, за собой, потому что твердо решила достичь океанских глубин в мужском сопровождении. Только бы узнать, где там ее мальчик, дотянулся ли он до камеры?.. Она погибала, ликвидируя своей смертью угрозу Элиану.

      Тело Ласаро, оторвавшись от рук Элис, нашло приют у большого рогатого коралла-мозговика, окруженного перьями горгоний. Это инородное падение растревожило колонию двухметровых трубчатых губок. Они облепили труп словно пиявки, выделив немереное количество лилового красителя. Красное тело вскоре заметили акулы, но не тронули, посчитав ядовитым. Как не дотронулись и до тела уснувшей вечным сном Элис, примостившейся в труднодоступной для их массивных челюстей уютной ложбине меж черных кораллов, в укромном стойбище спинорогов и морских ангелов – кочевников Атлантики.

      Диковинные рыбы что-то шептали спящей красавице, представляя себя стражами, изгоняющими суету и сомнение. Они накладывали макияж безмятежности на ее лик, пытаясь смахнуть с ее лица застывшую пелену необъяснимого страха. "Не тревожься, принцесса…– посвященный прочитал бы их немые излияния по губам, – Это самое красивое из земных захоронений. Здесь покой и умиротворенность…"

      Вот только суровый групер как всегда теребит плавниками и виляет хвостом, словно знает что-то важное, что поведает только тогда, когда перед ним расступятся остальные. Что ж, пожалуйста. Донеси свою весть, хвастунишка. Что ты видел там, на высоте, у поверхности лукавых вод?

      Какой-то тонущий мальчик из последних сил дотянулся до резиновой камеры, вскорабкался на нее и удержался до наступления штиля. И теперь он спит посреди мерцающей глади океана. И солнце щекочет его ноздри…

      И всё? Всего и делов-то…А надулся так, словно знает действительно нечто важное!

      "Не хотите слушать – как хотите", – групер сорвался с места, заприметив голубое чудо – хирурговая рыбка зазывающе шмыгнула из-за коралла, намекнув, что в ней групер найдет более благодарного слушателя. Однако не успел групер исчезнуть, как саркастичные спинороги и ироничные морские ангелы ощутили всей своей чешуей, что от тревоги в их тайной ложбине и след простыл, а с лица их принцессы сошла мимика неведомого страха и появилась загадочная улыбка…

Утро, 23 ноября 1999 года      

Открытое море, 10 миль от порта Ки Вест, южная оконечность Флориды

– Человек за бортом! – заорал бородатый рыбак, спуская шлюпку на воду.

      Чьи-то сильные руки аккуратно погрузили мальчика в лодку и подняли на борт дрейфующего рыболовецкого трейлера, где Элиан сразу очнулся.

– Сорванец, как же ты тут очутился? – не ожидая ответа от обессиленного мальчугана, пережившего Бог знает что, бормотал один из его спасителей.

– Мэ сьенто мареадо*, – дрожащим голоском пропищал распластавшийся на деревянной палубе малыш.

– Что он сказал? – потребовал перевода капитан-ирландец.

– Жалуется, что его укачало, – не оборачиваясь, ответил бородач-кубинец, сразу смекнувший, что пацаненок – его земляк.

      В команде кубинцев хватало. Они перебрались в Майами еще во времена Камариоки, в 62-ом после Карибского кризиса, когда Кастро впервые заявил, что построение социализма – дело добровольное, и что он никого не держит. Из кубинского порта Камариока стали курсировать сотни сотни катеров и яхт, перевозя тысячи недовольных, таких, как этот бородач. Он был представителем свободной профессии и надеялся, что ювелирное дело прокормит его в Штатах. Не тут-то было. Золотых и бриллиантовых дел мастер-еврей, исследовав опытным взглядом навыки и манеру "кубинского Фаберже", каковым сам себя мнил переселенец, снисходительно предлагали ему, нет, даже не работу подмастерья, опасаясь, что беженец с голодухи может и на воровство пойти, а платное обучение у какого-то сосунка-очкарика. Неприятный наставник, посмотрев на его изделия, изрек на первом же занятии: "Это безвкусица и примитивизм. Такое никто не купит". И тогда несостоявшийся ювелир хлопнул дверью и стал рыбаком.

      Его тянуло туда, где им восхищались, где он был уважаемым человеком, но как говорится – muy pronto en la vida es demasiado tarde*… На родине он теперь принадлежал к "эскория"*, а значит, путь домой ему был заказан. А тут, на трейлере, он хоть чуточку, но был поближе к родным берегам, особенно в сравнении с теми, для кого весь мир теперь ограничивался кварталами Маленькой Гаваны.

– Куаль эс ту номбрэ?* – спросил мальчика добрый рыбак.

– Элиан – молвил малыш.

– Куаль эс ту апейидо?*

– Гонсалес… Тэнго амбрэ*… – прервал допрос Элиансито.