90 МИЛЬ ДО РАЯ

      Провокации не закончатся никогда. Но мы уже не те, что прежде. Мы не слепые котята и выучились урокам дипломатии, тактике информационного противостояния. Народ давно устал от постоянного напряжения и жаждет мирной жизни. Мечтает о добрососедских отношениях со всеми. И с США в первую очередь. Но там меня уже причислили к легиону чертей вместе с Саддамом, Бен Ладеном, Ким Чен Иром и Лукашенко. Они не хотят договариваться со мной. А мой народ не хочет, чтобы американцы договаривались с кем-либо, кроме меня. Замкнутый круг. Но мы разорвем его силой правды. За своего маленького гражданина вступается не Фидель, а Куба. Они не хотят разговаривать с Кастро?! Тогда им придется вести переговоры со всем кубинским народом, и ты, простой парень из Карденаса, будешь его полномочным представителем…

      После этих слов Фидель глубоко вздохнул и доверительно добавил:

– В жизни я совершал много ошибок. В силу собственной неопытности, влияния среды, кажущейся невозможности сделать что-то по-другому. Потом я раскаивался. Иногда было уже поздновато. Как в случае с вторжением советских войск в Чехословакию, которое я не нашел в себе силы осудить. А еще больше – со второй волной национализации, когда мы под советскую копирку начали раскулачивать зажиточных гуахиро. Мы тогда обидели людей. Долго потом расхлебывали. Но самой большой моей ошибкой я считаю одну давнюю историю, которой не было ни в одной хронике. Тогда я был слишком молод, не в меру вспыльчив и эгоистичен. Тебе я расскажу об этом. По очень большому секрету…

      Моего сына Феделито увезли в Америку без моего ведома. Это сделала его родная мать, моя первая жена Мирта Баларт. Она была хорошей женщиной и преданной женой. Это ее дядя – приспешник Батисты – заставил ее совершить глупость. Мы тогда отправили в Майами отчаянных ребят. И они доставили на Кубу моего мальчика. Я до сих пор жалею об этом. Нельзя было лишать ребенка материнской ласки. Я обидел женщину, которая искренне меня любила, но так же была предана своему семейству и находилась в тисках своего знатного происхождения.

      Она до конца верила, что могла меня образумить. И по научению своей семьи сотворила глупость. И что же я? Я ответил глупостью на глупость, что признаю только теперь, спустя много лет. Я наказан за это.

      Когда Феделито вырос, он стал несносным, все время упрекал меня за то, что я не поссчитался с его матерью. Но худшим из наказаний было то, что моя маленькая Мирта никогда, до самой смерти, не позволила себе сказать ни единого дурного слова в мой адрес. Ничего плохого о человеке, навсегда лишившем ее сына. Она не только не заявила о похищении властям, она даже узнавала об успехах своего дитя через чужих, мало знакомых людей, боясь хоть как-то навредить своим вниманием родному чаду. Поэтому эта история не получила широкой огласки.

      Другие не упускали случая заработать, обливая грязью Фиделя Кастро. В Америке это делала моя родная сестра Хуана. Из Испании доносились обвинения от родной дочери Алины. Она называла меня сумасшедшим и распространяла невероятные слухи. Молчала только Мирта, единственная женщина, перед которой я действительно был виноват…

Гавана, Куба      

Август 1947 года

      Набережная Эль Малекон, как и обещал президент Грау Сан-Мартин своим американским покровителям, заполнилась восторженным народом ровно к полудню. До истечения его властных полномочий оставался год, но участь "антильского демагога" уже была предрешена. Кресло под ним шаталось. "Гринго" считали "приятеля Грау" слишком трусливым из-за того, что он пытался выслужиться не только перед ними, но и перед главами местных банд. Двоевластия американские гангстеры допустить не могли. На трон должна воссесть более надежная марионетка.

      Присутствующий в свите президента "маленький сержант" в полковничьих погонах амбициозный метис Фульхенсио Батиста всем своим пресмыкающимся нутром чувствовал, что грандиозным планам "гринго" по превращению его страны в супер-бордель не суждено осуществиться без его деятельного участия. Следовательно, на Грау пора ставить крест.

– Пусть начинают шествие, – Сан-Мартин дал отмашку распорядителям карнавала через своего порученца.

      Белоснежный круизный лайнер "Бенджамин Франклин" с влиятельными янки на борту находился в двухста ярдах от швартовых кнехтов. На причале, в месте запланированного схода высокопоставленных гостей по корабельному трапу выстлали ковровую дорожку – удлиненную копию национального флага. Никому и в голову не приходило, что в ситуации с буквальным затаптыванием государственного стяга присутствует политический подтекст. И цинизм. Во всяком случае, действо обещало быть символичным.

      По всему периметру ковровой дорожки торчали декоративные, до сверхнасыщенной густоты опрысканные золотым спреем пальмы. Они были увешаны, словно рождественские ели, коробками с кубинскими сигарами, чучелами колибри, дятлов-карпентеров и токороро, бананами, ракушками и бутылками рома "Патикрусадо" с бантиками на горлышках.