99 дней

– Вы говорили, – напоминаю я и следую за ней из офиса в темный коридор, обшитый деревянными панелями. – Я сбегала за ними на ланче.

– Ох, ты молодец, – говорит Пенн, но я больше не слушаю ее, застываю в высоком арочном дверном проеме. На стульях и диванах, расставленных вокруг большого камина, сидят пара десятков людей. Их лица такие знакомые, что я в буквальном смысле не могу двигаться: Элизабет Риз, секретарь школьного совета три года подряд; Джейк и Энни, которых я знаю еще с детского сада и которые столько же встречаются. Она подталкивает его, заметив меня, и ее безупречно выщипанные брови взлетают до линии волос. Она демонстративно отворачивается.

Я думаю о записке на лобовом стекле – грязная шлюха – и чувствую, как сильно покалывает кожу. Мне кажется, что все присутствующие здесь тоже ее видели или писали ее, или считают меня такой, хотя не делали ни того, ни другого. Именно так было до моего отъезда. Джулия однажды позвонила ко мне домой и, притворившись работницей центра по планированию семьи, сказала, что они получили положительный результат по моему анализу на ЗППП, и я помню, как была ей благодарна, потому что свидетелем тому стала лишь моя мама. Возможно, я заслужила то, что все повернулись ко мне спиной после выхода книги и статьи, словно я страдала от какой-то заразной социальной болезни. Но это не значит, что я снова хочу пройти через это.

Если Пенн и заметила, что на меня все смотрят – а они смотрят: кто-то беспокойно ерзает, девочка, с которой я в одиннадцатом классе ходила на английский, что-то шепчет, прикрыв рот рукой, – то ничего не говорит.

– Все получили пончик? – начинает она.

Встреча проходит быстро, она приветствует их в новой гостинице и рассказывает, как пользоваться древними табельными часами. Я проверяю, кто еще здесь. Шеф-повар средних лет и его су-шеф, с которыми я познакомилась этим утром, когда они подготавливали кухню, горничные, которые проветривали гостевые комнаты, распахнув настежь окна. На кожаном диване в ряд, точно птицы на проводе, примостились три подружки Джулии из команды поддержки, три одинаковые французские косы перекинуты через их тонкие плечи. Я стараюсь стоять прямо и не увядать под их взглядами, полными презрения, как страдающее от засухи растение: та, что слева, смотрит на меня и довольно отчетливо проговаривает губами слово «шлюха». Я скрещиваю руки на груди, чувствуя себя совершенно голой. Мне хочется выскользнуть из собственной кожи.

Позже я выхожу с пончиком на заднее крыльцо с видом на озеро, ковыряю обсыпку и пытаюсь взять себя в руки. Девушка моего возраста в шортах и кроссовках поливает из шланга шезлонги, рыжие волосы убраны в неопрятный пучок. Она вздрагивает, когда видит меня, на лице отражается тревога.

– Дерьмо, – говорит она, смотрит на часы, а затем снова на меня, светлые брови сходятся на переносице. – Я пропустила встречу? Черт, я точно пропустила встречу.

– Я… да, – виновато сообщаю я ей. – Но все нормально. И я думаю, там еще остались пончики.

– Ну, в таком случае… – говорит она, откидывает шланг и, поднявшись на крыльцо, протягивает руку. Ее бледная кожа покрылась розовым загаром. – Я Тесс, – представляется она. – Главный спасатель, точнее, буду им, когда здесь будут купаться. Сейчас я просто повелительница шланга. – Она морщит нос. – Извини, в моей голове звучало не так мерзко. Ты только что вышла на работу?

Я громко смеюсь – впервые за весь день, и это вроде как меня пугает: звучит незнакомо.

– Первая смена, – сообщаю ей. – Типа того. Я Молли, помощница Пенн.

Объясняю, что раньше работала здесь, потом уехала и просто вернулась на лето. Во время рассказа откусываю большой кусок пончика.

Тесс кивает.

– Вот почему я тебя не узнала, – говорит она. – Я живу здесь всего год. Переехала в выпускном классе. – Она показывает на пончик. – Там и правда еще остались?

– Остались, – обещаю я, открываю шаткую сетчатую дверь и прохожу вслед за Тесс в прохладную темную гостиницу. – Даже есть медвежьи когти.

Тесс фыркает.

– Хотя бы этого мне хватило, – говорит она, когда мы идем через старомодную столовую, с потолка которой свисает полдесятка пыльных медных люстр. – Не понимаю, как я считала работу в отеле гламурной. Просто мой парень уехал на лето, поэтому я такая: «Отдайте мне все часы, я буду работать все время и откажусь от общественной жизни».

– Это очень похоже на мой план, – соглашаюсь я, осматриваясь в поисках мерзких друзей Джулии и опустив ту часть, где отказ от общения с людьми – не совсем мой выбор. Мне уже нравится Тесс; меньше всего мне хочется признаться в том – или, хуже того, чтобы кто-то рассказал ей, – что я ее дружелюбная соседка-блудница и разрушительница семей. – Где твой парень? – спрашиваю вместо этого.

Когда мы доходим до лобби, там уже пусто; Тесс берет из коробки шоколадный пончик с глазурью и откусывает.