99 имен Серебряного века

Вернемся по хронологии назад. Николай Минский окончил Петербургский университет и получил степень кандидата права, но службой практически не занимался, а отдался целиком литературе. Писал гражданские стихи в духе Некрасова, однако его «стих», по мнению некоторых критиков, был «без некрасовской мощи». Естественно, как рефлектирующий разночинец-интеллигент «больного поколения», которое представлял Минский, он болел и переживал за народ. Вот характерное стихотворение «В деревне»:

Я вижу вновь тебя, таинственный народ,
О ком так горячо в столице мы шумели.
Как прежде, жизнь твоя — увы — полна невзгод,
И нищеты ярмо без ропота и цели
Ты все еще влачишь, насмешлив и угрюм.
Жизнь не манит тебя, и гроб тебе не страшен
Под сению креста, вблизи родимых пашен…

…Тебя порой от сна будили, в руки меч
Влагали и вели, — куда? — ты сам не ведал.
Покорно ты вставал… Среди кровавых сеч
Не раз смущенный враг всю мощь твою изведал.
Как лев бесстрашный, ты добычу добывал,
Как заяц робкий, ты при дележе молчал…
О, кто же ты, скажи: герой великодушный
Иль годный к битве конь, арапнику послушный?

В 1883 году Минский предпринял попытку издать свои стихотворения отдельным сборником. Однако по распоряжению министра внутренних дел графа Дмитрия Толстого на тираж наложили арест — он был уничтожен. «Моя первая книга стихов была сожжена, — вспоминал впоследствии поэт, — и жандармский капитан, звеня шпорами, допрашивал меня: „Кого вы разумели под скалами и волнами?“ От ссылки спасла какая-то амнистия…» Имело место и бурное объяснение в кабинете министра, который «кричал и топал на меня ногами».

Но, может быть, не зря кричал и топал? Неожиданно для всех Минский переходит из гражданского лагеря под знамена «чистого искусства», считая, что жизнь «без эстетического наслаждения» и «красоты» невозможна.

Мир исчез. Мертво былое.
Даль грядущего пуста.
Нас средь ночи только двое:
Я — Любовь, ты — Красота.

Согласитесь, что это все-таки лучше, чем у Маяковского вдвоем со снимком Ленина на стене.

Одновременно Минского занимают философские проблемы, и в 1890 году выходит его трактат «При свете совести. Мысли и мечты о цели жизни». Минский предлагает собственную философскую теорию «меонизма», своего рода «религию небытия», в ней он призывает идти дорогой индивидуализма, самообожествления, эстетизма; практически провозглашает «культ абсолютной личности». В этой теории Минского Сергею Маковскому померещилось «предчувствие хайдеггеровского экзистенциализма». В другой книге «Религия будущего. Философские разговоры» (1905) Минский предложил идею богочеловечества заменить человекобожием. Короче, Минский задался целью переродить современную ему мораль и наметить новые пути для человека. Этому и служили религиозно-философские собрания, инициатором которых был Минский вместе с Мережковским и Розановым.

Хлесткий журналист Петр Пильский вспоминает Минского конца XIX века: «От него веяло и еще некоторым высокомерием, колючей самовлюбленностью. Минский кокетничал. Своих литературных гостей он принимал в комнате, обитой кругом сукнами или коврами. Минскому нравилось чувствовать и изображать себя оргаистом», женщинам «он импонировал своей осанкой и проповедью замороженной холодности, и в большой моде были его стихи „Холодные слова“ и еще „Белые ночи“. Их знали наизусть».

Надо вспомнить и вторую жену Минского — Людмилу Вилькину, отчаянную «декадентку» по настроению и стилю поведения, «новую египетскую жрицу», как называл ее Василий Розанов.

После скандала с «Гимном рабочих» Минский в Париже пытается создать меонический монастырь, где, «не давая обета», «усталые могли бы отдохнуть, огорченные — просветлеть, озлобленные — примириться», — опять же все это в рамках «религии будущего».