99 имен Серебряного века

Письмо не подписано, а стало быть, и отвечать нет необходимости. В глубине души Толстой, наверное, понимал, что он — всего лишь акробат в советском цирке, но публично, на людях, он провозглашал: «Да здравствует вдохновитель нашего советского творчества товарищ Сталин!» (выступление на митинге в клубе писателей 19 марта 1941 года).

Рабоче-крестьянский граф четко понимал, кто заказывает музыку и кто правит балом, и он был в первом ряду, в обслуге, «с салфеткой в руке», по выражению Аркадия Беленкова. Подвыпив, среди друзей Толстой бахвалился: «Меня Сталин любит!»

И еще пикантная деталь. На вопрос, в каком жанре ему приятнее всего пишется, Алексей Николаевич отвечал: «Больше всего люблю писать: сумма прописью…»

«Гиперболоид инженера Гарина» — фантастическая вещь. Но жизнь самого Алексея Толстого еще более фантастична.

И в качестве справки: в послевоенные годы вышло полное собрание сочинений в 15-ти томах, а всего за советский период произведения Толстого издавались 1 474 раза, они выходили на 78 языках народов СССР общим тиражом в 153,7 млн. экз. Эти данные всего лишь на 1982 год.

Хождение по мукам? Да. Но и по райским кущам тоже.

ЛЕВ ТОЛСТОЙ Лев Николаевич, граф 28. VIII(9.IX).1828, Ясная Поляна Тульской губернии — 7(20).XI.1910 — станция Астапово (ныне ст. «Лев Толстой» Липецкой области)

Льва Толстого, конечно, странно причислять к деятелям культуры Серебряного века. Он — классик из XIX века, реалист золотой воды. Но как игнорировать то, что последние годы жизни Льва Николаевича (1900–1910) приходятся как раз на расцвет Серебряного века. Он жил в это время и творил свою толстовскую литературу.

«Жутко приближаться к Толстому — так он огромен и могуч; и в робком изумлении стоишь у подножия этой человеческой горы. Циклопическая постройка его духа подавляет исследователя…» (Юлий Айхенвальд).

«Это не человек, а человечище, Юпитер» (Антон Чехов).

Ты как пророк явился к нам,
Тебе чужды пороки наши —
И сладкой лести фимиам
И злом отравленные чаши.
Ты хочешь небо низвести
На нашу сумрачную землю… —

так писал Константин Фофанов. И Анна Ахматова в восхищении: «Силища какая. Полубог! Но весь из себя и через себя — и только…» Дмитрий Мережковский утверждал, что человеческий смысл творчества Толстого в том, что тот отважился смело заглянуть в «бездну плоти».

«Пока Толстой жив, — размышлял Александр Блок, — идет по борозде за плугом, за своей белой лошадкой, — еще росисто утро, свежо, нестрашно, упыри дремлют, и — слава Богу. Толстой идет — ведь это солнце идет».

До наступления Серебряного века были написаны Толстым «Казаки», «Война и мир», «Анна Каренина», «Крейцерова соната», «Исповедь»… В 1899 году был закончен роман «Воскресенье». Уже после смерти Льва Николаевича были опубликованы «Отец Сергий», «Живой труп», «Фальшивый купон»…

Толстой переписывался чуть ли не со всем миром. Он получил около 50 тысяч, написал сам 8 312 писем. В интервью в 1905 году он сказал корреспонденту газеты «Будапешт Хирлап» Густаву Шерени: «Вы можете спрашивать меня о чем угодно. Я отвечу в соответствии со своими убеждениями, потому что мой главный принцип — истина, и человек в ответе только перед Богом. Я не боюсь никого на свете и буду говорить правду, даже если меня снова предадут анафеме…»

Великому правдолюбцу и мудрецу вопросы задавали разные. «Дорогой граф, что мне делать?» — писали отовсюду, — из Америки тоже. Кстати, в Америке издан фундаментальный труд «Л.Н. Толстой и США», где собраны сотни писем простых американцев.

Из ответов американскому журналисту Джеймсу Крилмену (1901): «Когда добро и зло противоборствуют на равных, побеждает добро. Таков общий закон жизни».

Но, увы, на равных не всегда выходит, это почувствовал и испытал сам Толстой, когда в конце февраля 1901 года он был отлучен от церкви. Однако это отлучение вызвало обратную реакцию в народе: опальный граф был завален сочувственными телеграммами и письмами, резко возросло паломничество в Ясную Поляну. Лев Толстой окончательно превратился в идола просвещенной России. Игорь Северянин рисовал такую картину:

Солдат, священник, вождь, рабочий, пьяный
Скитались перед Ясною Поляной,
Измученные в блуде и во зле.

К ним выходило старческое тело,
Утешить и помочь им всем хотело
И — не могло: дух не был на земле…