А ходили ли к Толстому революционеры, террористы и большевики? Лично мне не хочется писать, как писали в советское время: «Революция, Ленин, Толстой», имея в виду статью Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции». Толстой критиковал социализм. Убеждение, что можно придумать наилучшее устройство экономической и социальной жизни людей, Толстой назвал суеверным устроительством. И говорил, что «вредно и тщетно устраивание жизни не только для других людей, но и самого себя… почти все зло мира от этого».
В обращении «Правительству, революционерам и народу» писатель убеждал, что для того, чтобы положение людей стало лучше, надо, чтобы сами люди стали лучше. Но никто не услышал Толстого. Никто не захотел исправляться и духовно совершенствоваться. Как жили во зле, так и остались во зле. Во зле и разрушали Россию…
Еще один крик Толстого «Не могу молчать» (1908) — против смертной казни, — тоже не был услышан.
Не был удостоен Лев Толстой и Нобелевской премии, что сегодня нам кажется весьма странным. Странным для нас, но не для Льва Николаевича, ибо он в конце жизни боялся только двух вещей: своей жены и Нобелевской премии. «Отказываюсь же я потому, что убежден в безусловном вреде денег», — отвечал Толстой всем, кто его уговаривал, что нельзя отказываться от Нобелевской премии. Деньги вредны? Да, Лев Николаевич — уж точно не Алексей Николаевич, тот, третий Толстой как раз очень любил «металл» и роскошь, связанную с ним.
Итак, Лев Толстой отказывался от премии. С другой стороны, Норвежский Нобелевский комитет трижды выдвигал Толстого на соискание Нобелевской премии, и трижды эта кандидатура была отвергнута из опасения прославить знаменитого «анархиста», чья «философия разбросана и бессистемна». Н-да… Чего только не бывает в этом мире!..
А тем временем Лев Николаевич продолжал работать, в частности, над книгой «Круг чтения». И как отмечал Юлий Айхенвальд: «Сквозь рассуждения и морализацию его позднейших книг прорывается, словно луч неугасимого солнца, прежняя сила художественных очарований».
Приведем выдержки из дневника Душана Маковицкого, непосредственного свидетеля жизни Льва Николаевича в Ясной Поляне:
27 мая 1905 года: «Л.Н.: На моих глазах народ испортился. Но я перед русским народом благоговею. У него религия, философия, искусства свои…»
10 марта 1906 года: «Л.Н.: Какое время! Много злобы, озлобления от революции. Но и пропасть добра: свобода печати, могут читать Герцена, декабристов…»
3 ноября 1906 года: «Л.Н.: Читаю Фихте и Руссо и прихожу в ужас… Потому что все это сто лет тому назад было высказано, а действия никакого».
8 августа 1907 года: «Л.Н., сидя на диванчике, вздохнул: — Как хорошо быть 80-летним! Не строишь планы: то и то сделать, а просто живешь».
13 апреля 1908 года: «Л.Н. очень усердно занимался. Софья Андреевна шла ему сказать, чтобы прервал, отдохнул. Л.Н. ответил, что ему всего спокойнее за писанием».
11 февраля 1909 года: «Л.Н.: Ох! Книг столько выходит! Тонет в этом мире всякая книга».
6 июня 1910 года: «Л.Н.: Надо читать литературу шестидесятых годов. Теперешние писатели сравнительно с теми — мальчишки».
А вот несколько отрывков из дневников Софьи Андреевны Толстой:
16 января 1909 года: «Положительно ничего больше не делала, все переписывала „Хаджи-Мурата“. Хорошо! Оторваться не могла».
1 июня 1909 года: «Лев Николаевич ездил верхом в засеку. Говорит сегодня: „Я далече ушел от чувства натурализма; меня интересуют не чисто русские вопросы, а всемирные — всего человечества“».
19 октября 1909 года: «…читал „Русскую мысль“, стихи Сологуба и его рассказ „Белая березка“, ужасался на бессмыслицу, и решил, что теперешние писатели — сумасшедший дом». (Следует отметить, что в «Русской мысли» были еще стихи Блока, Брюсова, Белого, З. Гиппиус, Мережковского и повесть Бориса Савинкова «Конь бледный».)
Дневники — это часть толстовского бытия. Сам Лев Толстой вел дневники более 60 лет.
Природа была щедра к Толстому: она подарила ему полных 82 года жизни. Но вот наступил последний год его пребывания на земле — 1910 год.
Максимализм писателя не иссякал. 10 января 1910 года он записал в своем дневнике: «Для жизни необходим идеал. А идеал — только тогда идеал, когда он совершенство».
В его январских записях чувствуется настроение тоски и одиночества. 1910 год — год между двух революций, и Толстого охватывает тревога, он хочет научить, подсказать, предупредить всех о грядущем.
Март. Толстой перечитывает свое духовное кредо: «Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать, и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие — душевная подлость».
Дневниковая запись от 14 апреля: «Читал свои книги. Не нужно мне писанины больше. Кажется, что в этом отношении я сделал, что мог. А хочется, страшно хочется». В том же апреле Лев Толстой встретился с Леонидом Андреевым, за творчеством которого очень внимательно следил, в свою очередь, Леонид Андреев считал Толстого своим учителем.