99 имен Серебряного века

Летом 1917 года Эренбург вернулся в Россию. Выступал на поэтических вечерах вместе с Буниным, Ходасевичем и Маяковским. Затем уехал в Киев, где выпустил сборник «Молитвы о России».

Детям скажете: «Осенью
Тысяча девятьсот семнадцатого года
Мы ее распяли!»

Далее был вихрь разных событий: жизнь в Коктебеле, бегство от войск Врангеля, возвращение в Москву, тюрьма ВЧК, работа в Наркомпросе. Весной 1921 года Эренбург получает заграничный паспорт и уезжает в Европу «писать роман». Застряв в бельгийской деревушке близ Остенде, Эренбург написал за 28 дней (!) роман, принесший ему европейскую известность, — «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников». Хулио Хуренито многие критики рассматривают как предтечу булгаковского Воланда. «На шпагу поочередно нанизывает Эренбург империалистическую войну, мораль, религию, социализм, государство — всякое…» — так отозвался о романе Евгений Замятин.

Негативный отклик можно найти в дневниковой записи Корнея Чуковского от 1 апреля 1923 года: «Вчера купил себе в подарок Илью Эренбурга „Хулио Хуренито“ — и прочитал сегодня страниц 82. Не плохо, но и не очень хорошо: французский скептицизм сквозь еврейскую иронию с русским нигилизмом в придачу. Бульварная философия — не без ловких — в литературном отношении слов».

Это Чуковский написал, как говорится, в стол, для себя, а официальная критика возмутилась романом (нападки на социализм!), и свыше 30 лет он не переиздавался, а из собрания сочинений Эренбурга в 9-ти томах (1962–1967) глава о «великом инквизиторе» была выброшена целиком.

Далее книги Эренбурга пошли потоком: «Трест Д.Е» (1923), «Жизнь и гибель Николая Курбова» (1923) — о карьеристах в органах ЧК, «Любовь Жанны Ней» (1924), «Рвач» (1925). В 1928 году в Париже вышел роман «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца», который был опубликован в СССР лишь в 1989 году, да и то в журнале «Звезда». В романе прозвучала впервые пророческая фраза — «Лес рубят — щепки летят», которой впоследствии многие оправдывали вал репрессий.

Эренбург жил то в России, то на Западе, и везде много путешествовал: «…я быстро изнашивал ботинки, покупал не шкафы, а чемоданы — так вот сложилась моя жизнь…»

Эренбург участвовал в антифашистских писательских конгрессах, в качестве корреспондента побывал на фронтах Испании и прославился своими военными репортажами. Антифашистской теме был посвящен и роман «Падение Парижа» (1941), за который он получил Сталинскую премию. Во время Отечественной войны Эренбург написал почти две тысячи пламенных статей. Это был почти солдатский подвиг. Собранная вместе с Василием Гроссманом «Черная книга» о злодеяниях фашистов против евреев, однако, свет не увидела: набор рассыпали…

Еще одну Сталинскую премию Эренбург получил за роман «Буря» (1947). Любимчик Сталина? О, не так все просто. «Я не любил Сталина, — признавался Эренбург, — но долго верил в него, и я его боялся…» В 1949 году писателя перестали печатать, и каждую ночь он ждал звонка в дверь и ареста. Но… пронесло. Пронесло в 30-м, не взяли в 40-е годы. Один молодой человек задал Эренбургу интересующий многих вопрос: «Скажите, как случилось, что вы уцелели?» На этот вопрос Эренбург ответил в своих мемуарах: «Не знаю. Будь я человеком религиозным, я, наверное, сказал бы, что пути господни неисповедимы, когда судьба человека напоминала не шахматную партию, а лотерею».

Оппоненты Эренбурга начисто отвергали теорию случайной лотереи, они запустили термин «искусство выживания», мастером которого якобы был писатель. Да, Эренбург служил режиму, был в числе немногих советских неофициальных миротворцев, но одновременно подкалывал и подкусывал социализм, на большее у него не хватало смелости. Подчас он приспосабливался и мимикрировал, недаром в романе «Летом 1925 года» он говорил: «Мои годы напоминают водевиль с переодеваниями». Но он никогда не был трубачом власти. Не случайно вышедшую на Западе монографию о писателе гарвардский стипендиат Джошуа Рубинштейн назвал «Запутанная лояльность». Я бы еще добавил: затуманенная…

Было в жизни мало резеды,
Много крови, пепла и беды, —

писал Эренбург. Не следует забывать, что у Эренбурга был еще один «грех»: он был евреем. Еврей, интеллигент, западник — гремучее сочетание для России. Его происхождение не раз ставили в вину Илье Григорьевичу.

Дико воет Эренбург,
Одобряет Инбер дичь его.
Ни Москва, ни Петербург
Не заменят им Бердичева —

вот только один из перлов отечественных патриотов, но были высказывания и похлеще.

Эренбург отвечал своим критикам и недругам так: «Меня связывают с евреями рвы, где гитлеровцы закапывали в земле старух и младенцев, в прошлом реки крови… Выступая по радио в день моего 70-летия, я сказал читателям, что я — еврей, пока будет существовать на свете хотя бы один антисемит». В 1944 году на эту тему Эренбург написал очень печальные строки: