Читаем 99 имен Серебряного века полностью

Что француз нам ни сболтнет,Выйдет деликатно;Ну, а русский как начнет,Берегись, понятно.У французов шоколад,А у нас рассольник;По-французски депутат,А у нас крамольник.По-французски сосьете,А по-русски — шайка;У французов либерте,А у нас — нагайка.У французов пепермент,А у нас сивушка;У французов парламеóнт,А у нас ловушка.По-французски друг и брат,А у нас изменник,У французов бюрократ,А у нас мошенник.По-французски дилетант,А у нас любитель;У французов интендант,А у нас грабитель.По-французски декаданс,И по-русски то же,У французов «Vive la France»,А у нас по роже.У французов чтут спрутаó,А у нас налима;У французов балетта,А у нас Цусима.По-французскому протест,Здесь — борьба всех классов,У французов манифест,А у нас Дубасов.По-французски мадмазель,А по-русски милка;У французов карусель,Здесь же «предварилка».У французов стиль нуво,А у нас мочало,Как дошел до Дурново,Начинай сначала!

Эти сатирические строки написаны в конце 1905 года. Напомним молодому поколению, что в 1905–1906 годах Петр Дурново был министром внутренних дел и, как писали в советское время, «жестоко подавил революционное движение».

Теперь снова вернемся к определению эпохи Серебряного века. В предисловии к книге воспоминаний Андрея Белого «Начало века» Лев Каменев в июне 1933 года писал: «Начало XX века в России — начало грандиозного катастрофического периода, приведшего к величайшим историческим сдвигам, затронувшего и перевернувшего все области человеческой практики и теории, увенчанного Октябрем».

И далее Каменев коснулся литературы: «…Глубокие потрясения организма страны, предвещавшие крушение капиталистического мира в России, и генеральная репетиция его в 1905 году не создали ни Толстого, ни Достоевского. Но, разменявшись на более мелкую монету, буржуазная интеллигенция этой эпохи сверкнула целой плеядой поэтов и художников, отрицать одаренность и талантливость которых было бы смешно, а пренебрегать художественными достижениями которых — глупо. Но в области вопросов общего мировоззрения все они оказались банкротами. Целостной и единой системы буржуазная мысль и буржуазное искусство создать уже не могли…»

Устами Каменева выражено отношение большевиков, хозяев новой России, к Серебряному веку и его творцам. Талантливые «ребята», но все же банкроты. В статьях Льва Троцкого можно найти определения и похлеще; вот что, к примеру, он писал о Мережковском: «Слишком много словесной косметики! Слишком много цветов — увы, бумажных! Как бы тонка ни была бумага, и как бы изящна ни была работа, вы после нескольких минут пребывания в этой обстановке испытываете злое раздражение и непреодолимую потребность разом смять всю эту сухую шуршащую красоту и бросить под стол, в корзину…» (25 ноября 1908).

Прыток был Лев Давидович, прыток, а после Октября еще прытче и злее.

Если смотреть на литературу Серебряного века не глазами идеологов революции и затем победившего пролетариата, а нормальными глазами обыкновенного любителя изящной словесности, то отмечаешь прежде всего талантливость людей, творивших в Серебряном веке, их безупречное владение как поэтическим, так и прозаическим мастерством. Мастеровитость их поистине виртуозна. Но дело не только в отточенности стиля, а еще в том, что «серебристы» выразительно и ярко отобразили свое время, бурное и сложное, выразили свое отношение к власти и народу, заглянули за пределы всяких мистических и космических тайн.

И тут возникает тема сравнения Золотого и Серебряного веков. Золотой век — это, конечно, Пушкин, «первая любовь России». Еще — Гоголь, Лермонтов, Тургенев, Некрасов, Тютчев, Толстой, Достоевский и другие наши вершинные классики.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное