Будь он с отцом один на один, Франческетто знал бы, как себя повести. Он, наверное, отпустил бы какую-нибудь шуточку по поводу баклажана или насчет того, что беглец сидел по обвинению в содомии. Но на него смотрели глаза кардинала Борджа, которого отец в последнее время очень к себе приблизил. Франческетто его боялся, а оттого еще больше злился. Он, не раздумывая, вонзил бы меч ему в глотку, если бы получил такую возможность.
— По правде говоря, не знаю подробностей. Когда я по вашему приказу явился за заключенным, содомитом Джироламо Бенивьени, его в камере не было. Но мне стало известно, что капитан стражи получил солидную сумму, и я сделал вывод, что его кто-то подкупил. Я велел отвести этого человека в замок Сант-Анджело и подвергнуть пытке. Он сознался, что ему заплатили двое господ в масках, и он не знает, кто они. А потом он умер. Это все, отец… ваше святейшество.
— Как так — умер?
— К сожалению, жир, который я велел вытопить из его ног, кончился и в остальных частях тела. Пока мы жгли ему ступни, чтобы он сознался, жар распространился по всему телу и вызвал смерть. Но взяточник рассказал все, что только знал.
Папа поднял глаза к распятию, угрожающе свисавшему с потолка, и заявил:
— Alua meu figgiu 1’`e proprio abbelinou!
[59]Родриго Борджа нахмурился. Его очень раздражало, когда понтифик начинал говорить на своем родном диалекте. Он потрогал горбинку носа, что всегда придавало ему уверенности. Эта привычка выработалась еще в детстве, когда будущий кардинал выслушивал упреки воспитателя.
— Ты отдаешь себе отчет, Франческетто, что вина твоя очень серьезна? — камнем упали его слова. — По мотивам, которые ты себе представляешь, Бенивьени был нам важен. Мы ищем опаснейшую хитрую змею, которая где-то прячется. Знаешь, какое блюдо предпочитают эти твари? Яйца. Джироламо Бенивьени был нашим яичком, приманкой. А ты позволил ему сбежать.
Родриго с угрозой ткнул в него указательным пальцем, и Иннокентий испугался за сына. Теперь он хорошо знал решительность Борджа и понимал, что тот слов на ветер не бросает.
Понтифик сделал свирепое лицо и снова повернулся к сыну:
— Кардинал прав. Будет справедливо, если ты заплатишь за то, что натворил.
У Франческетто подкосились ноги. Неужели отец так сильно подпал под влияние Борджа?
— Риарио, запиши себе! — приказал Папа. — В течение тридцати дней присутствующий здесь Франческетто Чибо обязан внести в государственную казну сумму, равную ста золотым, в качестве штрафа за то, что упустил узника, хотя непосредственно тому и не способствовал. Записал?
— Да, ваше святейшество, — отозвался секретарь, не поднимая головы и водя по листу бумаги гусиным пером.
— Теперь можешь идти, — обратился Иннокентий к сыну и протянул ему перстень для поцелуя.
Франческетто, опустив голову, попятился к двери. Единственное, что он утаил в своем рассказе, так это то, что конфисковал у капитана двести золотых флоринов. Он быстро прикинул, много ли останется после уплаты штрафа, и получилось, что он еще и неплохо заработал.
— И ты ступай, — сказал Папа Риарио.
Тот подошел приложиться к перстню, но был отправлен прочь нетерпеливым жестом руки в перчатке.
Когда понтифик и кардинал остались одни, Родриго Борджа повернулся к Иннокентию с медовой улыбкой на губах.
— Ты очень строгий отец.
— А ты плохо знаешь Франческетто. Я ударил по самому больному месту — по деньгам.
— Может быть. Но идея воспользоваться Бенивьени, чтобы привлечь сюда графа Мирандолу, провалилась. Возможно, побег своего друга организовал именно он.
— Думаешь, Пико осмелился сюда явиться?
— Может, и нет, но с такими доходами мог нанять кого угодно. Если во всем этом не замешан еще и Франческетто.
Иннокентий вскочил со стула.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты же сам сказал, что твой сын понимает только закон барыша. Он мог похитить узника, а потом запросить выкуп.
Иннокентий провел рукой по тому, что осталось от волос, и заметил, что перчатка взмокла от пота.
— Не думаю, чтобы он был настолько коварен.
— Однако если через несколько дней мы получим требование выкупа, то будем знать, от кого оно исходит. Тут штрафа окажется мало.
— Пожалуй. И что ты намерен делать?
— Мы должны вызвать сюда молодого Пико. Ты напишешь папское послание с осуждением его книги и потребуешь, чтобы он лично явился в Рим для публичного отречения.
— Граф на это не пойдет. Решит, что мы нашли его тайные тезисы, те, что намного опаснее и для нас, и для него.
— Предпримем то же самое. Вспомни, он даже смутно не понимает, насколько близко подошел к истине. Он и представить себе не может существование тайных документов, отмеченных печатями. И думает, наверное, что его попытка склеить листы своей рукописи оказалась надежной. Он ведь прекрасный алхимик.
— Я бы убрал его с дороги — и дело с концом.
— Чтобы поймать муху, надо намазать медом, иначе инстинкт уведет ее далеко от ловушки.
— Хорошо-хорошо, я напишу послание, и посмотрим, что будет.