999. Последний хранитель

Дверь в комнату Хайнца была приоткрыта. Оттуда лился слабый свет.

Это в его план не входило: почему Хайнц не в курилке вместе с остальными офицерами? Разве что оставил дверь открытой и не выключил свет… Цугель медленно подошел к двери и почувствовал, что начал замерзать. Особенно холодно было ногам на каменном полу. Из-за двери слышался шелест страниц. Он заглянул в щель и увидел, что Хайнц сидит за столом, развернутым к входу, и при свете лампы читает какие-то бумаги. Войти незамеченным не получится. Надо было разработать резервный план, но он этого не сделал. Улыбнувшись сам себе, он стянул с бедер полотенце, спрятав в него «беретту», и быстро вошел в комнату нагишом.

Герман Хайнц поднял голову, услышав звук, и вытаращил глаза. К нему приближался совершенно голый, крепко сложенный человек. У него пересохло в горле, и он вспыхнул до корней волос. Когда незнакомец обогнул стол и был уже в шаге от него, он узнал того самого лейтенанта, который передал ему книгу. Но тут голова Хайнца оказалась в руках Вильгельма, и он не успел сформулировать ни одной мысли, потому что перелом шейных позвонков погрузил его в вечную тьму.

Цугель обшарил ящик стола, надеясь, что ему повезет. Потом огляделся вокруг: если книга еще здесь, то лежит только в сейфе. Сейф он нашел сразу: плохо скрытый за занавеской старый «Герлих» с цифровой комбинацией. Открыть его не составило бы труда, но у Цугеля вспотели руки и прежде всего не было времени. Сердце билось так громко, что он даже не мог услышать тот слабый щелчок, который опытному уху говорит о смене цифр. Он посмотрел на часы: с тех пор как он вошел, прошло всего две минуты. Он постарался успокоиться, вытер руки и приложил ухо к холодному металлу сейфа. Один за другим, как челюсти жука-точильщика, три металлических зубца впились в гнезда так, как им не было положено: без ключа. Цугель повернул рукоятку, и сейф открылся. Внутри он увидел свою сумку. Книга все еще лежала в ней.

Вернувшись к столу и хорошенько обернув «беретту» полотенцем, он вложил ее в руку Хайнца и нажал на курок. Махровая ткань прекрасно заглушила выстрел. Затем он расстегнул брюки на трупе и вытащил наружу член. При тщательном осмотре у какого-нибудь честного медика и могут возникнуть сомнения, но чтобы избежать скандала, окончательным вердиктом, скорее всего, будет «самоубийство».

Никто не видел, как Цугель вернулся в свою комнату. Он выключил душ и оделся. Чемодан был уже собран, оставалось только положить туда пакет. Спокойно, с сигаретой в зубах, он спустился по лестнице. В зале первого этажа собрались офицеры в ожидании ужина. Дежурному охраннику, к которому все подходили, чтобы отдать какой-нибудь короткий приказ, он велел немедленно вывести машину. Он вышел из замка и прислушался. Если что-то и пошло не так, то всего на миг. Быстро приблизились зажженные фары. Из машины вылез солдат в форме отряда охраны и с нашивками капрала. Мотор он оставил включенным.

Отъезжая, Цугель в зеркало заднего вида бросил последний взгляд на замок и на свои мечты о славе.

~~~

Флоренция

Понедельник, 8 ноября 1938 г., и последующие дни

После дня и ночи, проведенных за рулем, Цугель подъехал к Флоренции. Он надеялся, что никогда больше сюда не вернется, но ситуация изменилась.

Однако лишняя осмотрительность не помешает. Рано или поздно в Вевельсбурге зададут себе вопрос, с чего это он вдруг так неожиданно уехал, да еще в тот самый вечер, когда покончил с собой Герман Хайнц. И если тот успел предупредить, что рукопись у него, что вполне возможно, то, не найдя документа, кто-нибудь решит, что тут замешан Цугель. Хотя вряд ли кто поймет мотив. Гестапо и СС достаточно быстро бросятся в погоню, чтобы вернуть себе книгу, и единственной возможностью от них уйти будет Америка, о которой мечтал Вольпе. Но будут нужны деньги, и де Мола их даст.

Он поселился в безымянном отеле, который облюбовали артисты, заплатил за неделю вперед, наголо сбрил себе волосы и брови. Это был единственный доступный ему способ маскировки. Доехав на трамвае до центра, он сошел на улице Торнабуони, в нескольких шагах от магазина де Мола, и представил себе, какое у того будет лицо, если он его узнает. Может, конечно, и напасть, но у Цугеля при себе был «люггер». Он не так удобен, как «беретта», зато обладает большей убедительностью.

А де Мола надо было убедить, что речь идет только о деловой стороне вопроса, а не о личных обидах. Хотя мог бы и поблагодарить Цугеля, что тот не застрелил его тогда в Лугано. Он не выстрелил, повинуясь интуиции, и оказался прав: кому бы иначе он теперь перепродал книгу? А если он встретит Вольпе? Ничего не изменится, если, конечно, Вольпе будет молчать.

Магазин никуда не делся, только вместо имени де Мола на вывеске было написано «Книжная академия». Уже у входа лейтенанта обволокли запахи старинной бумаги, клея и какой-то смолы.

— Добрый день.

Навстречу ему поднялся стриженный под бобрик человек с висевшими на шнурке очками. Лицо его было Цугелю незнакомо.