Максим подумал об электронном листе в своей сумке, о новом отношении к коллеге-следователю, и покачал головой. Это было глупо, по-ребячески, в конце концов, непрофессионально, даже учитывая мизерную вероятность помощи в расследовании, но факт оставался фактом: он скрыл от майора улику.
5
Двери лифта открылись, как только Максим нажал кнопку вызова. Услужливо, не в пример утреннему нерасторопному родственнику. Он выбрал нужный этаж, и пока полупрозрачная кабина ползла вверх, достал из сумки укрытую от следствия электронную читалку.
Развернул, включил и стал читать проступивший на гибком экране текст.
"Метеорит Ходжс.
1954 год. Осень. Алабама. Сладкую диванную дрёму Анны Ходжс прервал… метеорит. Пробив крышу дома, огненный шар упал на ногу домохозяйки. Четырёхкилограммовый привет из космоса. В каком-то роде, даже счастливый лотерейный билет – Анна Ходжс, отделавшаяся лишь повреждениями ноги, мгновенно обрела известность. А метеорит отправился в Музей естественной истории Алабамы.
Другие случаи падения метеоритов на людей:
– Метеорит размером с горошину упал на немецкого школьника…"
Лифт замер, сообщив об остановке мелодичным переливом, Максим выключил электронный лист.
Что ж, метеорит или пуля, нога или грудь. Когда в твою жизнь врывается что-то опасное, любая статистика и вероятность события идёт к чёрту. Тебе либо везёт, либо нет. Если не считать везением каждый прожитый день. В котором, возможно, ты даёшь себе ответ на вопрос "Ты хочешь измениться?"
И этот ответ: "Нет. Я не хочу меняться".
АЛЬЕНДЕ
Я не ищу, я – нахожу.
Сальвадор Дали
Однажды в четвёртом или пятом классе, Макса оставили убирать классную комнату, чью роль выполнял кабинет географии. Внеплановое дежурство досталось по случаю хулиганской выходки: Дюзову и его другу Пашке хватило одного урока, чтобы заметно преобразить парту и бледно-серый линолеум на заднем ряду. Две шариковые ручки породили многочисленные машинки, вертолёты и танки; при участии десятка пешеходов всё это "искусство" вылилось в симбиоз кровавого дорожно-транспортного происшествия и небольшого вооружённого конфликта. Назвали: "Битва за Донбасс". На Тараканова, усатого географа, творчество начинающих баталистов не произвело впечатления, и он потребовал удалить художества. Отмывать линолеум от шариковой ручки – задача не из лёгких. Друзей оставили после уроков.
Вдвоём в огромном классе. Сначала они устроили гонки на стульях, затем сыграли в футбол пластиковыми заглушками от стульев, а кульминацией отрыва стал заезд на огромной тумбе под проектор. Вооружившийся указкой, Макс продирался на "квадратном коне" сквозь тесные ряды, сзади толкал Пашка, с парт сыпались стулья, звучал дружный смех. Затем они выудили из шкафа огромный, дырявый глобус, и, объявив его "Глобусом Грузии", раздербанили до совершенного непотребства.
Когда Макс снял с головы "Грузию", взору открылась печальная картина кабинетного постапокалипсиса. Мог ли Таракан представить, во что выльется их внеплановое дежурство? Могли ли друзья вернуть классу хотя бы подобие былого порядка и избежать ещё большего наказания?
Вопросы, заданные в прошлое, подразумевают не ответы, а ностальгию. И немного сослагательной фантазии. Эх, если бы…
Вот если бы у Макса тогда была возможность восстановить кабинет географии из резервной копии.
Дюзов встретил волны памяти доброй улыбкой, качнулся на них и с удивлением осмотрел кабинет профессора.
– Так что, располагайтесь, зовите меня, если что, я тут рядом буду, в пятьсот четвёртом. А до вас здесь ещё никого, ночью восстановили, никто не был… да и зачем… – Мариута Аргентиновна шмыгнула носом и, открыв рот, провела платочком под сливовым макияжем глаза.
– Спасибо, если понадобитесь, вызову… эм-м, найду.
– Обязательно. Всем, чем можем, так сказать. – Начальник кафедры затолкала платочек в рукав и исчезла в коридорном течении.
Максим дёрнул бровями. Если бы не табличка на входе, он бы ни за что не поверил, что находится в помещении, где пару дней назад чернел превращённый в "мангал" системный блок, а из стены, будто из творожного пирога, отщипнули кусочек бетона. Максим присел, провёл рукой по ровной поверхности и, почувствовав идущее от краски странное тепло, немного надавил. Под пальцами словно треснула скорлупа пустого яйца. На пол посыпалась бетонная крошка. Максим "вскрыл" прежнее углубление. Выемка, обнаруженная криминалистом на прошлой неделе, никуда не делась – её лишь прикрыл тонкий слой восстановленной отделки. Видимо, копирующее устройство не проникает глубоко в стены.
Дюзов начал задумчиво очищать края от облоя. Вот так и с людьми – не заживают раны, не зарастают, а только прячутся от безучастного и поверхностного взгляда окружающих. Потери, утраты остаются навсегда, даже если кажутся забытым. Выкинул из головы, избавился, забетонировал, а тронешь – болит. Внутрення пустота ноет под тонкой маской социального благополучия. И заполнить эту пустоту может лишь что-то важное, сложное, объёмное и настоящее, имеющее собственный вес, а не обман увесистости.