999999999 маны (СИ)

Мне хватило сил на то, чтобы подумать о “Пренебрежении болью” и по рукам полился знакомый белый свет. Однако, спустя пару секунд мои руки начали светиться темно-фиолетовым, что словно слоем сверху покрывал белое свечение, не оставляя от него и следа. Я еще раз посмотрел на себя через окно. Моё лицо покрывали ужасные шрамы, а глаза, как и руки, горели фиолетовым огнем. Боль от разорванной грудной клетки достигла своего пика и меня охватил животный ужас.

В глаза ударил солнечный свет, и я проснулся под писк аппарата для мониторинга биения сердца.

Не без усилий приоткрыв веко, я еще какое-то время пытался сфокусироваться на картинке перед собой, и спустя несколько секунд размытые формы начали принимать очертания больничной палаты. Довольно просторное помещение было залито солнечным светом, что пробивался внутрь через широкие окна – справа от моей кровати. Лучи попадали на только-только вымытый мокрый пол, отчего тот приятно поблескивал. В дальнем конце комнаты, с левой стороны, стоял небольшой белый столик с парой стульев, за которым по всей видимости могли разместиться посетители и оставить на нем какую-нибудь открытку с пожелания о выздоровлении и неизменные апельсины. Он был пуст.

Палата выглядела дорогой. На противоположной стороне от меня находилась огромная плазма. Под ней - бежевая тумба, с левого и правого конца которой стояли симпатичные, но довольно блеклые цветки в больших светлых горшках, высотой где-то под колено. На стенке позади кровати были приделана разнообразная медицинская аппаратура, удобно выдвигающаяся и компактно складывающаяся с помощью длинных кронштейнов. Все здесь было сделано для того, чтобы пациент не испытывал ничего кроме спокойствия и умиротворения, а мне, видит бог, как раз это и нужно.

У подножья кровати стояла полная медсестра в розовой униформе и что-то напевала себе под нос. Она запустила руку мне под одеяло, и покопошившись, убрала из-под него утку.

Я попытался пошевелить своей мокрой от холодного пота головой, чтобы дать ей знать о том, что ко мне вернулось сознание, однако все мои потуги остались незамеченными. Женщина, одним движением развернувшись на месте, словно какой-то солдат, унеслась вместе с продуктами моей жизнедеятельности восвояси. Я закрыл глаза и физически ощутил, как ко мне возвращаются чувства. А вместе с ними и боль, с которой я засыпал в прошлый раз. Правда, теперь она была не такой острой и беспощадно навязчивой. После массы больничных процедур, которым я, без сомнения, подвергся, пока был в отключке, её можно было стерпеть.

Значит, люди Фридриха все-таки успели меня найти. Впрочем, после целой полосы неудач в тот день мне по праву полагалась хотя бы щепотка везения. Интересно, схватили ли они Родиона, и что скажет отец, когда узнает, что я проснулся? Плевать. Вряд ли со мной произойдет что-то более ужасное, чем то, через что я уже прошел. А что до старика, наверняка карающая рука отца уже на всех парах несется к его голове.

Кстати, о конечностях. Я пошевелил онемевшей рукой и спустя пару минут активных микродвижений она начала слушаться меня, как и прежде. С левым глазом по-прежнему были какие-то проблемы, однако, если раньше я словно просто потерял способность видеть им, что довольно сложно объяснить словами, то теперь перед ним стояла привычная темнота. И я, честно говоря, не знал хорошо это или плохо.

Ощупав лицо, я подтвердил то, что и так знал - весь мой ангельский лик после приключений в мертвом городе был перемотан бинтами. На месте левого глаза находилась толстая ватная повязка, что выделялось на общем фоне. Я кое-как умудрился глянуть вниз и увидел, что грудь тоже была крепко зафиксирована на месте.

Видимо Блуждающий все таки переломал мне ребра тем броском. Или я это сделал сам, когда кубарем несся по склону? Отвратно.

Страшнее всего было набраться храбрости посмотреть на ноги, хоть я, без сомнения, чувствовал, как они ноют от бедер до ступней, я также был наслышан о таком понятии как “фантомные боли”, когда люди с ампутированными конечностями периодически испытывают боль там, где конечности уже давно нет.

В голове всплыла торчащая измазанная кровью кость, и я дрожащими руками потянулся к одеялу.

Никогда не думал, что буду так рад видеть гипс на своем теле. Переломы выглядели ужасно, надеюсь, я смогу ходить на своих двоих после реабилитации и не стану хромым. Стоило мне об этом подумать, как к боли от многочисленных переломов добавилась еще и мигрень.

К этому моменту я конкретно так пожалел о том, что меня никогда не привлекала тема мазохизма и решил активировать всё то же “Пренебрежение болью”, и наконец-то отдохнуть.

— АААААААААА!

Все пошло немного не по плану, и я заорал от усилившейся в разы боли, раскинувшейся по всему телу.