9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)

Район был явно не из престижных. В прежние времена предназначавшийся для рабочих семей, сейчас в нем оставались только те, кто так и не смог уехать. Всю его заводскую романтику я смог прочувствовать, пока мы полчаса шли от остановки пешком. Полубезумные старухи, запойные алкоголики, толстые густо накрашенные женщины с тяжелыми сумками и панкующая молодежь. Неуютные постиндустриальные пейзажи с заборами из мириадов одинаковых саморазрушающихся исписанных граффити бетонных плит, перемежались с пустырями с перегоревшими фонарями, где во мраке прятались не демоны, но размещались за бутылочкой компании из не самых успешных слоев общества.

Когда мы добрались до ее дверей, я спросил, как она может жить в таком месте.

– Если выбирать между развитием чувства прекрасного и дешевой арендой, то, на данный момент, я предпочту второе.

– А не страшно поздно возвращаться домой?

– А есть очень простой секрет. Главное – не улыбаться и не лезть к ним. Тогда все окружающие будут воспринимать тебя за своего. Такую же понурую единицу, которую жизнь не то, чтобы поимела, а в принципе не стала вступать в какие-либо сексуальные отношения. И никто к тебе не полезет. Так с самого момента начала жизни, когда ничего не видел, ничего и не нужно. Конечно, грустно все это.

Ее квартира была небольшой, со старой импозантной мебелью, но при этом необъяснимо неуютной. Это чувство охватило меня буквально с самого порога. Словно прежние хозяева спешно покинули ее из-за каких-то непредвиденных обстоятельств, и сама квартира не собиралась мириться с тем, что они уже не вернутся и терпеливо их ждала, с негодованием перенося нахождение новых постояльцев. В гостиной вдоль стен с пожелтевшими обоями располагались повидавшие виды старые кабинеты, пожилые, но с несгибаемой твердостью как в молодости выдерживающие вес погруженных в них книг. В углу комнаты стоял старенький, и, судя по количеству обставленных вокруг него вещей, неработающий телевизор. На полу комнаты располагался немного полинявший коврик, прикрывающий недостатки паркета. На нем потягивался небольшой черный кот, принадлежавший П. Пока она поверхностно прибиралась в квартире, я взял кота и сел на диван. Зверь был сонный, он лениво переносил мои поглаживания. Но как-только услышала звук шуршащих пакетов с кухни стремительно сорвалась с моих коленей. Я огляделся по комнате. На полках не было никаких следов, что сейчас тут живут две девушки. В принципе, какие-либо свидетельства, по которым можно было вычислить, что здесь кто-то живет на постоянной основе, отсутствовали. Возможно, это и было основной причиной неуютности на подсознательном уровне.

П. позвала меня на кухню. На столе, от которого пахло нотками хлорки стояла только что купленная бутылка виски, пара стеклянных стаканчиков, половина упаковки сока и маленькие бутербродики с разнообразными начинками из всего, что оставалось в холодильнике.

П. и в самом деле переехала сюда совсем недавно. Стремительно расставшись со своим молодым человеком, она некоторое время скиталась по друзьям, пока не попался этот вариант. Так что она въехала сюда с большим рюкзаком, гитарой и кошкой. «На данный момент сгодится, в любом случае на зарплату официантки на большее рассчитывать не приходится.» Скромные доходы от музыкальной деятельности идут на музыкальную деятельность же. В родительский дом она точно не станет, так как с матерью у нее не самые приятные отношения. Она не стала рассказывать подробнее, я не стал уточнять. Иногда в своих рассказах, она делала паузу, чтобы потискать кота, пока тот не начинал жалобно мяукать. Тогда она довольная целовала его в морду и отпускала.

На кухне с потолка свисала единственная лампочка без абажура. Из приоткрытого окна интеллигентно проникал прохладный ветерок, состоящий из запаха шелестящей листвы и жженой резины. С улицы то и дело был доносились пьяные крики диаметрально противоположного эмоционального окраса с разных этажей, поп-хиты прошлого поколения и автомобильные гудки. П. была уставшей и несобранной, фразы ее – короткими и обрывистыми. Она то и дело неожиданно замолкала в середине предложений, подолгу смотрела в приоткрытое окно, пока пепел с сигареты не падал на стол. Тогда она спохватывалась и как-то неуместно отшучивалась. Из бутылки мы выпили от силы половину. В конце стало понятно, что сидеть долго нет ни сил, ни желания и мы пошли к ней в комнату, предварительно насыпав коту еды, чтобы он нас не доставал с утра.

Ее личное пространство было настолько мизерным насколько это возможно в цивилизованном мире. Покосившийся шкаф, который отказывался принимать одежду, поэтому она аккуратно складировался перед ним, односпальная кровать с приставленной тумбочкой и одинокой лампой, стул, окно без занавесок. На этом всё. В качестве декора гитара и пара пустых бутылок, поставленных в короткий ряд по высоте вдоль коричневого плинтуса. На тумбочке возле кровати я заметил маленький серый мешочек из ткани. Как только моя рука потянулась к нему П. быстро прореагировала: «Не трогай».

– А что там?

– Руны.