Легко понять, когда атмосфера становится гнетущей. Также легко, как чувствовать жару или голод. Только в таких случаях не рецепторы говорят, что-то не в порядке, а то что зовется внутренним голосом или «ангелом-хранителем», если он у кого-то имеется в наличии. В заведении почти никого не было. Все стулья уже размещались на столах частоколом вверх задранными ножками. И только за одним столиком, все еще ютились пять человек. П. была среди них, вернее чуть в стороне. Она успела сменить свой сценический наряд на свою обыденную черную блузку. Облокотившись на стол, она обхватила взъерошенную голову руками, глаза были направлены в неопределимую точку. Сидя практически в темноте, четверо оставшихся ее друзей разговаривали полушепотом, так что на расстоянии двух метров их слова было уже не разобрать. Такая обстановка была крайне непривычной по сравнению с их обычной громкой заливистой болтовней. Словно рядом с ними располагалась черная дыра в девичьем обличье, которая втягивала в себя все окружающие ее оттенки света и звука, оставляя окружающим лишь уплощенное мерцание с ровным безэмоциональным шумом.
Подойдя поближе, я ограничился лишь кивком, на что получил четыре ответных кивка. П. не шелохнулась. Спрашивать что-либо было бессмысленно. Потряс ее за плечо, она с задержкой перевела на меня взгляд, мутно сфокусировала матовый взгляд на мне.
– О, привет.
– Пойдем.
– Пойдем. Сейчас только, секунду, надо собраться.
Потерев глаза, она рассеяно покрутила головой, пытаясь прийти в себя. Ее друзья вручили ей ее сумку и шустро попрощались. Пару минут я помогал ей вдеть руки в рукава ее легкой курточки. Пока она пыталась поджечь сигарету, безуспешно чиркая зажигалкой, я поймал такси. В машине она положила голову мне на плечо, всю дорогу она пялилась в окно изредка переводя бездумный взгляд с одного яркого объекта на другой.
Перед своим подъездом она очень долго искала ключи. Ее район ночью казался еще более отталкивающим, чем прежде, хотя, думаю, в такой ситуации мало что будет выглядеть приветливо и тепло. В лифте она прижалась ко мне. Приятный запах весны в ее волосах цинично перебивался перегаром и сигаретами.
Соседки дома не было. Войдя внутрь, П. сбросила ботинки и, цепляясь за стены, напрямую пошла в свою комнату. Чтобы дать ей время, я вышел на балкон покурить. Я стоял и смотрел на редкие горящие окна соседних домах. Возможно, стоило уехать домой. Находиться там не было никакого смысла. Сил не осталось. Меня тошнило, голова словно наливалась свинцом с каждой минутой. Хотя я в этот вечер, по сути, не пил. Я зашел на кухню, взял бутылку воды и направился в ее комнату.
Свет был включен. П., спрятав голову под одеяло, лежала одетая на кровати. Ее сумка была брошена на полу. Содержимое рассыпалось по полу. Среди дешевой косметики, пачки сигарет и тампонов лежала фотография, на которой красной краской был нарисован знак, похожий на крюк с черточкой посередине. Кадры из фотобудки, посторонние люди были отрезаны. Только два момента, где были я и П. И этот значок аккуратно, нарисованный поверх. Так чтобы не закрывать наши улыбающиеся лица.
Когда я присел на край кровати, она, щурясь достала голову из-под покрывала. Попросила выключить свет, с трудом сняла с себя верхнюю одежду и нормально улеглась под одеяло.
– Спасибо, что пришел. – П. говорила отстраненно, глядя в потолок, но при этом гладила меня по руке.
– Пожалуйста, но больше я приходить не стану.
– Но раз сейчас пришел, значит, любишь меня. Всем остальным наплевать на меня. А тебе нет. Значит, любишь меня. Значит, все работает.
– Я тебя не люблю. Пришел, потому что мне позвонили, что тебя некому забрать.
– Ты просто не понимаешь, а на самом деле любишь. Ты же сидишь тут, со мной, – П. положила голову на мое бедро.
Я лишь вздохнул. Мне было настолько паршиво, насколько может человеческому существу, а от ясного понимания, что будет дальше – становилось еще хуже.
– Нет, я только хотел, чтобы ты добралась в целостности. Больше я приходить не буду, – я говорил по слогам, медленно и серьезно.
П. уловила мой посыл, она приподнялась на локтях и повернулась ко мне со непонимающим выражением лица. Видно, что чувствовала себя она тоже так себе.
– Что?
– Я больше не хочу тебя видеть.
– Зачем ты так говоришь? Это же неправда.
– Это – правда. Мне лучше поехать домой.
– Ох, какой бред, ложись лучше под одеяло.
– Нет, я не хочу больше тянуть это все.
– Ну и вали, еще мне надо тебя уговаривать оставаться. Иди выебывайся к другой девке, где-нибудь еще. Вообще насрать. Вали.
В общем-то звучало вполне справедливо. На кой черт я там сидел, если не собирался спать с ней? С трагичным видом объявить грустные новости? Как второстепенный герой из дешевого романа? Единственная причина, пожалуй, была в том, что на утро она вряд ли вспомнит события вечера. И снова она будет думать, что все нормально. И все будет продолжаться. И так до бесконечности. Поэтому, надо уходить в этот момент.
Я медленно поднялся и поплелся к входной двери. П. догнала меня в коридоре. Она крепко прижалась ко мне.