– Справилась как я себя чувствую. Я ответил, что нормально. Хотя башка трещит до сих пор. Про Красного вспомнили. Сказал, что мне очень жаль. Сказала спасибо, была немногословна. Еще спрашивала про всякие глупости. В общем, ничего особенного, – Синий замялся.
– Что именно она еще спрашивала? – настаивал Серый.
– Ну… Спрашивала, знаю ли я, где достать нитроглицерин.
– И это не показалось тебе странным?
– Немного, – Синий потер ссадину на лбу. – Раньше, если она что просила достать, то только траву.
– Так и что ты ей ответил? – Серый пытался сдержать гнев.
– Сказал, что пусть спросит в аптеке. На этом она попрощалась и положила трубку. Вообще, я и не думал шутить. Только потом понял, что она имела в виду. – он бросил папиросу на бетонный пол и затушил ботинком.
Открывшаяся подробность шокировала.
– Думаю, она окончательно ёбнулась. Наверняка, сегодняшнее собрание ее рук дело, – недовольно сказал пухлый паренек и сплюнул на пол. Прозвучало резковато, но никто не стал его одергивать.
– Уверен, что ее, – только и выдавил из себя Серый.
«Спасибо, что пришли», – раздался голос из мегафона. Все как один повернули голову в направлении звука. На сцене появилась маленькая фигурка девушки в стареньком кителе. «Точно ебнулась» – прошептал пухлый, не отводя от нее взгляда. Л. стояла в тусклом свете четырех маломощных ламп. Взгляд, решительно подчеркнутый черными тенями, устремлялся в толпу. Позади нее расплывчатыми тенями стояли два крупных парня с фактурными черепами. Она медленно оглядела всех присутствующих и снова поднесла мегафон к своим губам.
– Многие из вас меня знают. Я была координатором небольшой, но решительной группы активистов. Наша деятельность была посвящена нахождению и обнародованию всех злоупотреблений и преступлений современного политического строя. Раз вы здесь, то, по крайней мере, слышали о нас и может обо мне, в частности. Со многими из вас мы встречались в процессе нашей деятельности. За недолгое время существования мы приобрели даже некоторую популярность. Число наших сторонников медленно, но неуклонно увеличивалось. Мы работали не за какую-то награду и не ради материальных благ. Мы просто всем сердцем верили в то, что можем что-то изменить, что-то привнести в это затхлое общество свежий ветер перемен. Это казалось нам невероятно важным, необходимым для полноценного существования, для полноценной жизни в роли гражданина своей страны. У нас были идеалы, и мы слепо за ними следовали. И я знаю, что вы разделяете наше виденье. Не спорю, возможны отличия в деталях, но фундаментальная идея равенства и верховенства права у нас всегда была общая.
Наша группа могла бы и дальше продолжать свою деятельность, но недавнее событие стало неожиданным, но закономерным концом этого идеалистического крестового похода. Я полагаю, вы все в курсе, что стало причиной. Новости в нашем маленьком обществе разносятся с молниеносной скоростью. Да, мы потеряли близкого соратника. Мы все. К сожалению, его гибель была бессмысленной жертвой в борьбе с монструозным механизмом, который невозможно победить, сколько мы ни пытались.
Эти события открыли мне глаза. Все то, за что ты сражаешься и за что готов умереть, не стоит ни черта. То, что для тебя является истинным и непоколебимым, для всех остальных не более, чем бред воспаленного сознания. Те аксиомы о свободе, о стремлении к светлому и честному для любого из них окажутся лишь поэтическим бредом никчемного поколения. Именно для тех, для кого вы готовы положить свою свободу и жизнь. Они никогда не оценят этого. Наоборот, они возненавидят вас, сбросят наземь и сами же затопчут, как предателя, как паршивую овцу. Ты пытаешься дать им то, чего им никогда не увидеть и не понять. Люди без фантазии, люди без идеи. Им невозможно ничего объяснить, их нельзя воодушевить, им можно только внушить, заставить думать так как необходимо.
Они не способны воспринимать диалог. Они могут слышать один и только один громкий голос. И сейчас для них звучит такой громкий голос. Он перманентен. Он твердит им постоянно, что мы с вами – их враги, что мы отвратные отбросы общества, которых необходимо раз и навсегда уничтожить. И только этот громкий голос они и могут понимать. Он вездесущ. Они слышат его из каждого телевизора, из каждого радио, из каждой газеты, из каждой сточной канавы. Они не хотят слушать ничего другого, они не хотят ничего знать, не хотят ничего помнить. Этот голос слишком долго звучал в их головах. Даже если его заткнуть еще в течение десятилетий – он будет блуждать эхом в их пустых черепных коробках.
То, что мы так долго и отчаянно пытались делать абсолютно бесполезно и бессмысленно. Невозможно победить в диалоге, когда ты сохраняешь спокойный и ровный тон, а твой оппонент орет со всех сторон мириадами натренированных глоток. Мы слишком долго пытались донести свою точку зрения. Хватит!
Я не собираюсь больше жертвовать собой ради их целей, с сегодняшнего дня все будет наоборот. Мы покажем, что мы тоже можем кричать. И тогда все они запомнят, что сделали. Запомнят навсегда.