9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)

Я хочу, чтобы вы, все вы, присоединились ко мне. Только решительными действиями мы можем что-то изменить, больше никаких полумер. Никаких диалогов, мы слишком долго пытались объяснять и просить. Нас игнорировали, нам затыкали рты. Но теперь они услышат. Они запомнят! Потому что это будет громко. Очень громко! Они уже не смогут скрыться от наших голосов. Нигде, не будет ни единого места, где они смогут остаться в тишине и в безопасности. Мы заставим их слушать!

Зал взревел. Все пространство завода вспыхнуло яркой вспышкой и осветило все вокруг, больше всего света исходило от маленькой девичьей фигуры на сцене. Толпа закричала в едином порыве. Раскаты единовременно вырвавшегося звука из сотни ртов заставили задрожать металлические листы на кровли. Даже те, кто десять минут назад стояли и отпускали скептические шуточки, теперь неистово кричали. Ей удалось, то пламя боли и отчаяния, которое сжирало ее сердце, поселить в остальных. Также стремительно, как лесной пожар. Искра, нашедшее благоприятное окружение, обернулась полноценным пламенем.

Кричали и аплодировали все вокруг, даже Серый, который всегда казался мне сдержанным и вдумчивым парнем, с покрасневшим лицом орал, как умалишенный. То же самое делал и пухлый, хотя все это время он если не презирал, то довольно отрицательно относился к ней. И я был вместе с ними, мой голос сливался с сотней других, чувствуя силу и единство.

Л. оставалась на прежнем месте. Она застыла неподвижно на сцене, мегафон все еще оставался в опустившей руке. Ее фигура не поддавалась вибрациям толпы, она была выше нее. Ее не меняющийся взгляд смотрел на головы своих сторонников. Они были готовы ради нее на все. Идея и сила убеждения одной оказались куда сильнее идей и воли каждого из них по отдельности.

Овации все не смолкали. Давление звука дошло до максимума. Гул входил в резонанс и начинал воздействовать на старые обветшалые конструкции. Жестяные листы нещадно дребезжали. Одна из стоявших ламп не выдержала напряжений и разлетелась на части. В ней уже не было никакой нужды, свет Л. и людей уже заполнял все вокруг. Зародившаяся энергия от взрыва сверхновой звезды победоносно уничтожала обычную земную материю. Я заметил, как у девушки впереди меня пошла из уха кровь. Но та, продолжала яростно кричать и сотрясать воздух кулаком. Она не обращала на свою травму никакого внимания.

Л. сделала властный усмиряющий знак рукой. Толпа продолжила орать, но уже на порядок тише. Л. практически срывалась на крик, чтобы пересилить толпы даже используя мегафон.

– Мы не будем бояться! Мы не будем подстраиваться! Мы будем диктовать, они буду слушать! Мы заставим их помнить, что мы будем говорить! Они запомнят каждое наше слово! Они запомнят!

И это не только слова! Это будут действия! Слова они могут игнорировать, но вот слова, подкрепленные действиями, уже будут не в силах. Выйдете на улицу, и вы увидите наше первое громкое слово. Увидят и они! И запомнят!

Люди по указке повернулись в сторону выхода, громко и хаотично выкрикивая обрывочные то ли фразы, то ли какие-то нечленораздельные животные звуки. В этом звуковом нагромождении нельзя было ничего разобрать. Зудящий человеческий рой в полном составе вывалился на улицу, разрезав полуночную темноту своим заревом. Они сформировали идеальный круг, не переставая ни на секунду излучать свою яростную энергию.

В этот момент раздался хлопок, за которым последовал приглушенный грохот и отдаленные крики. На горизонте появилось зарево сравни нашему. Оба сияния освещали ночь, так что звезды перестали быть видны. Толпа на секунду замолкла, чтобы отразить отдаленную вспышку пламени в своих глазах, и затем еще с большей яростью заликовала. Все стали прыгать, словно на каком-нибудь рок-концерте. Пыль вздымалась под их подошвами. Многие падали, не выдерживая от общего ритма и толчков, остальные не замечали этого, они были под действием общего экстаза, этого примитивного восторга.

Пламя на горизонте полыхало, а людской круг все также яростно кружил в своем безумном танце. Не думаю, что кто-то понимал в полной мере, что с ним происходит. Лица мелькали, темп был стабильно высоким. Лица, тех кого я знал, были совершенно не похожи на прежние их образы. Теперь они стали искривленными, примитивными, обезображенными животной яростью.

Постепенно протяжный завывающий звук откуда-то издалека начал вмешивать в голос толпы. Несколько полицейская сирен сначала невнятно, но с по мере приближения все отчетливее и настырнее стали подавлять нескладный строй человеческих глоток. Люди по одному выходили из транса, оглядываясь, и суетливо дергали своих товарищей. Кто-то приходил себя и бросался бежать. Остальные так и оставались на месте, безрассудно предаваясь ликованию.