А. Амман Путь отцов

Папа укреплял свою власть — как в метрополии, так и в самых отделенных провинциях. Он интересовался малейшими происшествиями, вникал во все раздоры. Он устанавливал требования к будущим епископам, обсуждал в Сицилии вопрос о сроках крещения, разъяснял Никите Аквилейскому, как должно поступать в случае варварского нашествия.

Иларий, епископ Арльский, силился подчинить своей власти все оставшиеся в границах Рима галльские провинции. Льва встревожило возросшее влияние арльского престола и епископа, которого он подозревал в затаенном намерении вырвать галло–романские епископаты из‑под папской власти. Папа восстановил епископа Безансонского, смещенного Иларием, и предписал Иларию созывать соборы лишь в пределах ему отведенной провинции. К папскому посланию был приложен соответствующий эдикт императора Валентиниана III, что дало повод воинствующим галлам, вроде Тиллемона и Кенеля, в ярости обвинить папу в принижении авторитета Церкви, в том, что он по слабости своей прибег к помощи омертвелой светской власти. Но епископ Арльский был человек святой; он подчинился.

Лев, конечно, не хуже Амвросия сознавал дряхлость Римской империи и явную немощь Равеннской власти. На смену Риму пришел Константинополь. Оказавшись лицом к лицу с Западом и варварами, византийский Восток превратился в христианскую империю.

ОТНОШЕНИЯ С ВОСТОКОМ

Хотя внешняя благопристойность сохранялась и за Римом оставалось право повсеместного вмешательства, однако разрыв между Востоком и Западом, между Константинополем и Римом при Льве Великом обозначился со всей отчетливостью. Путем юридических ухищрений недомолвки маскировались, однако психологическое отторжение шло своим чередом. Восток нимало не затронули пелагианские распри, хотя они разыгрались в восточной сфере. А христологические несогласия, от Нестория до Евтихия, напротив, остались сугубо восточными происшествиями. Ни один западный епископ в них не вникал. Рим сохранял лишь показной авторитет. Расколы чаще всего начинаются и завершаются в сердце, а не в законоположениях.

Поначалу осложнения с Востоком носили богословский характер. Первое адресованное в Константинополь послание Льва Первого относилось к монаху Евтихию, ему вменялось в вину возрождение несторианской ереси. Монах, возглавлявший монастырь с тремя сотнями иноков, был близок к константинопольскому двору. Он был глашатаем богословских последователей Кирилла, отнюдь не удовлетворенных решением 433 г. о единении. Официальное изобличение монаха подтвердил в 448 г. Константинопольский собор. При поддержке Диоскора, преемника Кирилла Александрийского, и всемогущего евнуха Хризафия, Евтихий обратился в Рим с протестом.

Папа Лев высказался по существу вопроса в догматическом послании, направленном епископу Константинопольскому (в истории за ним закрепилось название «Флавианского трактата»), где учение о двух природах Христа изложено со всей необходимой ясностью и отчетливостью.

Последующие события развертывались по предуказанной Кириллом схеме. Подстрекаемый Евтихием Феодосии созвал собор, которым заправляли сообщники того же Евтихия во главе с Диоскором Александрийским. На соборе опять‑таки ловко обошли папское послание, восстановили Евтихия и сместили его противников. Это постыдное представление сам папа назвал «ефесским разбоем», и название это осталось в истории.

Все приходилось начинать сначала. Новый собор был созван в Халкидоне, на азиатской окраине столицы. Догматические наставления папы Льва, изложенные во «Флавианском трактате», были торжественно провозглашены учением Церкви 25 октября 451 г. Папа одобрил постановления собора, за исключением уставного пункта 28, где заново утверждалось первенство константинопольского престола, уже признанное на вселенском соборе 381 г. Постоянный папский посланник в столице настаивал на соглашении, но Лев был непреклонен. Позиция «не слишком поддающаяся оправданию», как пишет монсиньор Батиффоль. Желая послужить римскому престолу, папа окончательно оставил помыслы о вселенском единстве. Эта неуступчивость не только затруднила отношения между Востоком и Западом, но и развела их по разные стороны образовавшейся расселины. «Единство не было нарушено, однако свелось к минимуму», — замечает Гюстав Барди.

Наконец, воспоследовали и прискорбные политические события. В 452 г. на Италию обрушился Аттила, он разграбил Венецию, уничтожил порт Аквилею и собрался идти на Рим. В отчаянии ничтожный император римский Валентиниан III был вынужден пойти на переговоры. В посольстве его сошлись консул, префект и папа.

«Аттила достойно принял посольство, — повествует историк Проспер, — и столь возрадовался присутствию римского первосвященника, что решил прервать войну и удалиться за Дунай, пообещав мир и в дальнейшем». На самом деле все было гораздо сложнее, и Аттила тоже отошел не просто так. Однако поступок папы потряс умы и послужил к укреплению папской власти.