Читаем А. Блок. Его предшественники и современники полностью

их личностей, и их социальных судеб. «Оптимистом» Белый является лишь в

той мере, в какой он каждому из изображаемых им людей предлагает один и тот

же выход: в утопию, в мистическую схему, в нечто отдельное от их конкретной

индивидуальной жизни, противостоящее ей. Таково содержание «оптимизма»

Белого. Фактически это означает неверие в конкретного, индивидуального

человека и веру во внеположные человеку мистико-догматические схемы —

каковы бы они ни были на каждом из этапов развития Белого — художника и

мыслителя. В этом смысле Белый, столь с виду изменчивый и непостоянный,

верен себе и постоянен. В чисто художественном смысле это постоянство

сказывается в том, что, как бы ни менялся Белый, доверие к конкретным

возможностям человека у него никогда не проникает в самую структуру

художественного образа. Индивидуальному человеку у него всегда предстоит

нечто ужасное.

Художественные поиски Блока направлены совершенно иначе — и тут

должно быть понятно, насколько идейно и содержательно важно это иное

направление блоковских исканий. Блок-художник хочет дать в своем

изображении индивидуальную поэзию человеческого характера в ее связях с

социальностью, с революционной эпохой. Такое стремление найти поэзию в

самом характере, в самой изображаемой личности в более широком смысле

означает веру в человека, в его внутренние возможности. Но это означает еще и

другое: раз поэзия личности сплетается с социальностью, то из этого следует

также, что не бесплоден сам путь изображаемого человека, как бы он ни был

мучителен, что волнующие его проблемы (фактически — социальные

проблемы, поскольку поэзия не отделяется от социальности) решаются в

конкретных отношениях людей, а не вне их, т. е. что решаются они не в

догматических схемах, а здесь же, на земле, в реальности человеческих судеб.

Как бы ни был «стихиен», как бы ни заблуждался, ни мучился герой (а вместе с

ним и автор) — художественное доверие к человеку означает также и

расширение возможностей самого человека. Социальная активность,

«самодеятельность» персонажа (хотя бы и стихийная) обогащает его. Опять-

таки, это обогащение личности проникает в самую структуру художественного

образа — сам образ не может быть стилизацией, он должен, по Блоку,

смыкаться с жизнью, сколь бы противоречивой, трагической ни была эта связь.

А у Белого за его универсальной, всеохватывающей стилизацией стоит

равнодушие к человеку, неверие в его силы — следовательно, и социальные

коллизии (так тут неизбежно получается) могут быть разрешены только

внеположной человеку силой, недоступным самому человеку способом;

следовательно, подобное решение и личных, и социальных коллизий не

«выстрадано» человеком, но приходит откуда-то извне.

Речь идет, по существу, о некоем едином принципе, способе подхода к

человеку. Тот единый принцип, которым руководствуется Белый, уничтожает

разность индивидуальных судеб, приводит всех людей («героев») к одному

концу, каждого отдельного человека как бы подводит к одной общей

догматической схеме и в искусстве, и в жизни. Тут возникает наиболее

существенная коллизия Блока и Белого. «Болотные» персонажи Блока типа

«Незнакомки» толковались Белым-теоретиком как «нечисть», стилизация как

основной подход к человеку в искусстве превращает, в сущности, все

индивидуально-самостоятельное в «нечисть». В одной из поздних своих статей

Блок писал: «Он-то, художник, “влюблен” в Жоржа Дюруа, как Гоголь был

влюблен в Хлестакова» («Чем более стараются подойти к искусству…», VI,

153). Речь здесь идет, между прочим, и об одном из основных принципов

искусства самого Блока. Конечно, совсем не в том дело, чтобы сам автор или

кто-либо еще «оправдывал», скажем, мопассановского Жоржа Дюруа или

гоголевского Хлестакова, но в том, чтобы любой образ-характер в искусстве

жил своей собственной жизнью, вызывающей доверие именно

самостоятельностью, органичностью. При таком подходе и само распутывание

автором социальных проблем, его выводы не будут навязываться ни читателю,

ни изображаемой жизни. При ином, догматическом подходе ни один

персонаж — как положительный, так и отрицательный — не будет человеком с

жизненной судьбой, но предстанет схемой.

В творческих судьбах Блока и Белого, в их движении во времени есть

известный параллелизм, некоторое сходство исканий. Этот параллелизм

выражается в определенной аналогии идейно-художественной проблематики на

разных этапах развития и восходит к общности исторической эпохи,

характерных для нее вопросов, весьма по-разному преломляющихся в

творчестве обоих писателей. В данном случае приходится говорить о

кризисности творчества, осознаваемой как исчерпанность прежнего

основополагающего художественного принципа и необходимость нахождения

новой единой творческой основы. Белый, как мы видели, находит выход из

своего творческого кризиса 1907 – 1908 гг. в подновленном соловьевстве, в

единстве несколько измененной прежней схемы. Такой итог закономерен для

общей направленности его эволюции. Все творческое развитие Блока

подсказывает ему дальнейшие поиски совершенно иного типа. Уже в сборнике

Перейти на страницу:

Похожие книги