А. Блок. Его предшественники и современники

Spoleto». В стихотворении «Madonna da Settignano» (3 июня 1909 г.), согласно

авторскому примечанию в первом издании трилогии лирики, изображается

«… бюст синеокой мадонны в желтом платке с цветочками, помещенный под

местечком, в полугоре» (III, 535). Поражает в этом изображении

«простонародной мадонны», если не знать примечания, обычность ее облика;

читаешь стихотворение, не сомневаясь, что речь идет о реальной девушке, в то

же время описанной в «высоких» тонах:

Желтый платок твой разубран цветами —

Сонный то маковый цвет.

Смотришь большими, как небо, глазами

Бедному страннику вслед

Такова вторая строфа стихотворения. В первой же строфе тема девушки

вводится как тема страны, «души народа»:

Встретив на горном тебя перевале,

Мой прояснившийся взор

Понял тосканские дымные дали

И очертания гор.

В целом стихотворения соотношение первой и второй строф укрепляет

убежденность, что речь идет о реальной простонародной девушке, чей облик

своей глубокой внутренней содержательностью заставляет отождествлять ее с

«народной душой». Если же соотнести «Madonna da Settignano» с «Девушкой из

Spoleto» (которая в авторском примечании сопоставляется именно с фресками

итальянского Ренессанса), то неизбежно приходишь к выводу: бюст

«простонародной мадонны» изображен поэтом в виде реальной девушки «из

народа», реальная девушка из городка Сполето изображена как фигура из

грозной и величественной фрески Луки Синьорелли (см. примечание Блока —

III, 529). Это положение, кажущееся на первый взгляд просто парадоксальным,

находит себе объяснение в эволюции Блока, в философско-общественном

подтексте «Итальянских стихов». Очевидным образом, в окончательной

целостной идейно-художественной концепции «Итальянских стихов» находят

себе отражение, развитие и дальнейшую конкретизацию блоковские идеи

«культуры» и «стихии», «народа» и «интеллигенции». Высокая культура

исторического прошлого дается в сложных соотношениях с обычной

сегодняшней жизнью людей («народа»). В людях, живущих своей обычной

жизнью, сохраняется в каких-то формах это большое прошлое культуры; с

другой стороны, оно живет в сложном трагическом восприятии «интеллигента»;

наконец, в общий клубок входят также противоречия прошлого и противоречия

сегодняшние. Все в целом дает трагедийную перспективу истории,

воспринимаемую сквозь идеи «народа» и «интеллигенции», «стихии» и

«культуры».

И тут открывается особенная роль мифологических сюжетов и персонажей

в «Итальянских стихах». Каждая из девушек, изображенных в стихах, о которых

только что говорилось, по мере развития темы произведения, не переставая

быть вполне конкретным земным существом, в то же время дается как

персонаж мифа, мифологическая Мария. Мифологические сюжетные ситуации

открыто разрабатываются в завершающих всю общую композицию

«Итальянских стихов» (если не считать концовки, представляющей собой

перевод эпитафии Фра Филиппо Липпи, стихотворения Полициана)

произведениях «Благовещение» и «Успение». Было бы нелепостью

игнорировать в этих вещах тот факт, что здесь налицо мифологические сюжеты,

и обращать внимание только на конкретность изображения ситуаций. По

художественной логике целого, Блоку именно нужно тут драматическое

столкновение широкой обобщенности мифа и реальной конкретности

изображения земных людей и ситуаций. Внутреннее идейное задание здесь то

же, что и в цикле «Венеция» рисуется ступенчатость истории, ее этапы от

простейшей конкретности мифа через итальянский Ренессанс к современности

в восприятии «проходящего лица», «интеллигента»-путешественника. В

подобном идейном построении сказываются и сильные, и слабые стороны

Блока-поэта Миф для Блока вовсе не предмет модернистских спекуляций, как

это было свойственно из современников Блока, скажем, Гофмансталю (и

множеству других модернистов) в отношении античной мифологии. Еще менее

он повод для особого типа лирической религиозности (как, предположим, тот

же миф, что и у Блока, обрабатывается у Рильке в «Жизни Марии»). Недаром

же С. Соловьев находил «кощунство» в блоковской интерпретации евангельской

мифологии. У Блока в данном случае это миф, и не более, нужен он для

художественной обобщенности в решении определенной темы.

Обобщенность эта особенная — она должна дать в итоге своеобразную

диалектику истории, ее движение от далекого прошлого к современности.

Конечным замыслом является, в сущности, изображение современного человека

в его глубинных исторических корнях. Сама мифология служит подспорьем для

решения этой задачи. И поскольку Блок хочет дать современность на высоте

большой лирической трагедии — в этом сказываются положительные свойства

его таланта. Вместе с тем, поскольку современность в наиболее существенных

ее выражениях предстает Блоку как ужас механичности, цивилизованной дикой

прозы, поднять ее до уровня высокого трагизма удается только при помощи

мифологии, — в этом сказываются слабые стороны блоковского подхода к

жизни. Непосредственно-художественно сам миф дается Блоком в преломлении

его историей, понимаемой как история культуры. Возможность иного, скажем

мистико-религиозного, подхода к мифу снимается двумя путями. С одной