А. Блок. Его предшественники и современники

сознания этого человека не может быть и речи. Соотношение образов пса и

Христа в финальной главе поэмы показывает это очень отчетливо. Можно

отвергать блоковскую образную структуру, не соглашаться с такими

истолкованиями действительности и человека, но совершенно незачем пытаться

приписывать поэту то, чего у него нет. Примечательно, что Андрей Белый,

хотевший видеть в «Двенадцати» синтетически-соловьевскую конструкцию

действительности революционной эпохи, в сущности, подгонял блоковскую

художественную концепцию под идейный замысел своей собственной поэмы

«Христос воскрес» (апрель 1918 г.). Главным и, по существу, единственным

сколько-нибудь развернутым образом поэмы Белого является образ Христа.

Поэма производит впечатление полемики с Блоком: Белый как бы берет

финальный образ блоковской поэмы, без всяких блоковских контрастов,

противопоставлений, в качестве идеального образа абсолютного и уже

заданного в истории (как ее понимает Белый) человеческого совершенства, и

развертывает его далее через всю поэму, как бы соотнося с ним и проверяя им

все последующее в поэме. Получается нечто прямо противоположное

блоковской концепции; возникающая здесь идейно-художественная полемика

может быть невольной, непредумышленной, — если так, то она тем более

показательна и должна означать, что Блок и Белый в самом существе своих

художественных индивидуальностей представляют собой полярные

противоположности, раз получилось такое «противостояние».

В поэме Белого «синтез», гармоническое душевное состояние человека, с

одной стороны, задано в явлении Христа, и вместе с тем оно как бы заново

добывается в историческом развитии человечества. Дело не в том, что Белый

изображает только идеально-конструктивные схемы; суть тут сложнее: он

подчиняет подобным схемам все свое поэтическое повествование и,

соответственно, всю историю, вплоть до современности. Белый не избегает

изображения страдания, несовершенства, драматических коллизий сознания.

Более того — так как его изобразительность далека от пластичности и даже

противостоит ей, так как Белый особо склонен к картинам душевной смуты,

расщепленности сознания, то наиболее выразительны у него как раз образы

ущерба и страдания, как душевного, так и телесного. В начальных главах поэмы

рисуется земной путь Христа, его крестное страдание и смерть. Тут Белый

прибегает к своеобразной истерически-взвинченнои точности изображения и

экспрессивности, граничащей с натурализмом. Это нимало не противоречит

общему «синтетическому» заданию Белого: все дело тут в субъективизме, в

умозрительном характере самого этого задания, стремящегося подчинить себе и

конструктивно обработать материал действительности и душевной жизни. Нет

оснований заподозрить личную человеческую и художественную честность

Белого: он по-своему принимает революцию и хочет ее понять. Поэтому, в

какой бы косвенной, извращенной форме он ни изображал человеческое

страдание, он очевидным образом ищет выходов из него. Беда писателя — в

радикальной извращенности его художественного мировоззрения в целом, от

которой он не только не хочет избавиться, но, напротив, активно ее отстаивает и

как мыслитель, и как художник. И как раз по внутренней логике этого

противоречивого мировоззрения получается так, что у «синтетического»,

«гармонического» философа в художестве наиболее яркими (даже можно

сказать так: отталкивающе-яркими) получаются картины душевного и

телесного ущерба. Дело тут в том, что в конечном итоге настаивание на

умозрительном «синтетическом» преодолении действительности означает, что

художник остается во власти дурной действительности, буржуазного мира,

буржуазных противоречий, им изображаемых. Отсюда — и натуралистический

экспрессионизм художественного изображения, внешне как будто

противоречащий «синтетическим» заданиям. По существу же все это вполне

соответствует замыслу: распятый, мертвый, натуралистически отталкивающий

Христос нависает над миром, над историей, впавшей в расщепление, в ущерб,

который далее должен быть преодолен в «синтезе» воскресения:

Было видно, как два вампира

С гримасою красных губ

Волокли по дорогам мира Забинтованный труп.

Для традиционно-религиозного восприятия это, конечно, не только

отталкивающая, но и кощунственная картина. Для самого же Белого это

«синтетическая революционность» стиля, искусство, ведущее к «гармонии».

И чем острее такая отталкивающая картина духовного и телесного

разложения старого мира, тем неизбежнее, по Белому, единственно возможным

ответом на нее становится грядущее воскресение:

Эти проткнутые ребра,

Перекрученные руки,

Препоясанные чресла —

В девятнадцатом столетии провисли:

— «Господи,

И это

Был —

Христос?»

Но это —

Воскресло…

В дальнейшем в поэме описывается, как из «прежней бездны безверия»

возникает «мировая мистерия» духовного возрождения, воскресения. В поэме

Белого 24 главы; в девяти первых описываются жизнь и смерть Христа. Только

что приведенная цитата — из 10-й главы. Описанию «мировой мистерии»

воскресения в космическом масштабе посвящены главы 11 – 14. Это

воскресение — субъективный, внутренний процесс духовного возрождения,