А. Блок. Его предшественники и современники

нового варианта пьесы. Именно содержание сцены на пустыре продиктовало

автору и другие изменения в пьесе, ту перестройку структуры поведения,

которая была единственно возможна для Блока в границах намеченного им

конфликта и характеров. Перелом к развязке, новое расхождение Фаины и

Германа является здесь не результатом словесной перепалки между Германом и

его друзьями-интеллигентами по вопросу о современной семье и о праве на ее

разрушение. Именно спор такого рода оставлял в стороне от конфликта Фаину,

делал ее просто свидетельницей коллизии, но не участницей. Нужно было

найти мотив, объясняющий и ее поведение, то, почему же она в конце концов

уйдет от Германа. В сцене на пустыре драматически взаимодействуют Фаина и

Герман, а не Герман и интеллигенты, как это было раньше, и происходит это не

в присутствии друзей-интеллигентов, не имеющих отношения к внутренней

жизни Фаины, но в присутствии нового для пьесы персонажа — Спутника

Фаины. Этот символический персонаж имеет необъяснимую власть над

Фаиной, и попыткой вырваться из-под его воздействия и связать свою судьбу с

Германом и объясняется поведение Фаины в новой кульминации драмы.

Создавая образ Спутника Фаины, Блок попытался непосредственно, прямо

скрестить в образе центральной героини лирическое и историческое начала.

Тем самым этот сплав общественно-исторического и психологического

элементов должен был войти органически в конфликт пьесы, по-новому — в

большой исторической динамике и перспективе — организовать и отношения

Германа как с Фаиной, так и со всеми другими персонажами пьесы. Л. Д. Блок

утверждала, что образ грузного, зловещего человека, сопровождающего Фаину,

одновременно рабски поклоняющегося ей и имеющего темную, недобрую

власть над центральной героиней, был навеян автору фигурой царского

сановника Витте269. Во втором варианте пьесы сама Фаина так характеризует

эту власть над ней Спутника: «А он, ты знаешь, хоронит меня от всех напастей,

никому не дает прикоснуться, и сказки мне говорит, и лебяжью постелю стелет,

и девичьи мои сны сторожит. Только — не хочу я, не хочу я спать! »270 В таком

освещении фигура Спутника чрезвычайно значима не только и не столько для

неудачной в целом драмы «Песня Судьбы», но прежде всего для всей

творческой эволюции Блока. Этот образ имеет символическое значение для

Блока. Он связан, вероятно, со сложным и глубоко лирическим восприятием

Блока творчества Гоголя, и в особенности с образами «Страшной мести». В

«Песню Судьбы» этот образ вошел для исторического обоснования поведения

Фаины, для объяснения того, что же отделяет ее от интеллигента Германа. В

этом контексте он может обозначать только темное, жуткое самодержавие,

«заколдовывающее», «усыпляющее» красавицу Россию. Дальнейшим

развитием этого образа, в «Песне Судьбы» аллегорически тяжеловесного и

странно неловкого, будет гениальная поэтическая характеристика

269 Медведев П. Н. В лаборатории писателя. Л., 1971, с. 223.

270 Литературно-художественные альманахи издательства «Шиповник».

СПб., 1909, кн. 9, с. 230.

«победоносцевского периода» в поэме «Возмездие». В связи со своими

театральными поисками Блок открыл здесь для себя нечто необычайно

важное — поэтически перспективный взгляд на большие пласты русской

истории.

Это открытие повлекло за собой другие, не менее важные и

реализовавшиеся тоже не в «Песне Судьбы». Переосмысление образа Фаины

заставило Блока ввести Спутника также в сцену всемирной выставки, в первую

перипетию, что исторически объясняет поведение Фаины в первой встрече с

Германом; далее, тяготящим воздействием Колдуна-Спутника объясняется

также и расхождение Фаины с Германом в развязке. Это заставило Блока

переосмыслить и образ Германа. Во втором варианте усиленно подчеркиваются

поиски Германом героической позиции в жизни. Однако художественной удачи,

в узкодраматическом смысле слова, все-таки не последовало. Несмотря на

введение историзма в идейную концепцию вещи, поэтически она по-прежнему

строилась на аллегориях, только сами эти аллегории стали сложнее и глубже.

«Сочность, яркость, жизненность, образность, не только типичное, но и

характерное» — как определял Блок направление своих стилистических

поисков в связи с пьесой — с этим аллегоризмом были несочетаемы. Нужны

были новые поиски, и, понятно, не только стилистические. В «Песне Судьбы»

Блок осознал связь этих поисков с большими общественными вопросами, с

большой исторической перспективой. Одна из существеннейших граней

дальнейшей блоковской работы в этом направлении открылась тоже в связи с

«Песней Судьбы». Обогащение образа Фаины историческим мотивом повлекло

за собой поиски аналогичных мотивов и для Германа. В той же сцене на

пустыре в большом монологе Германа поведение героя обосновывается

ответственностью, которая налагается на него историей России, и в

особенности таким ее знаменательным событием, как Куликовская битва.

Монолог Германа остался в пьесе не более чем риторическим высказыванием,

странно не вяжущимся с реальным драматическим поведением героя. Однако,

вспоминая в дневнике о работе над новой кульминационной сценой драмы,