А. Блок. Его предшественники и современники

ранее стремления Блока анализировать распад характера, непримиримые

внутренние противоречия личности, связанные, в конечном счете, с распадом

старых общественных отношений. Это реализовалось в расщеплении единого

характера драматического героя на односторонние крайности — чувственно-

стихийную, активную (Арлекин) и душевно-лирическую, пассивную (Пьеро). В

логике драматического действия оказывается, что обе эти крайности, ввиду их

односторонности, омертвляют, опустошают простейшие и обычнейшие

проявления человеческой жизнедеятельности — любовь, например.

Превращение Коломбины в картонную куклу, следующее за тем превращение и

всей обстановки действия в бумажно-декоративную, превращение реальной

человеческой крови в клюквенный сок не означают субъективистской игры

реальностью, как это было свойственно другим драматургам-символистам в

аналогичных обстоятельствах (скажем, Ф. Сологубу), — но, напротив,

обнаруживают объективный характер происходящего, объективный характер

непримиримых коллизий сознания. Как раз это обстоятельство, т. е. глубинно-

философский смысл произведения, обнаружение реальности противоречий, —

наиболее остро противопоставляет Блока символизму соловьевского толка. С

другой стороны, настойчивое подчеркивание Блоком «простоты» и «детскости»

Пьеро и, далее, отчетливо проступающее, в особенности в черновой редакции

текста, стремление толковать центральную коллизию и единый противоречивый

центральный характер как характер человека социальных низов (что было

ядовито осмеяно кадетской прессой76) — обнаруживают и более широкую

общую тенденцию Блока трактовать своих героев, их помыслы, переживания и

76 См.: Речь, 1907, 1 янв., с. 5. Более подробно об этом — в моей работе

«Театр Блока (Трилогия лирических драм. 1906 года)» (Герой и время. Л., 1961).

внутренние противоречия в органическом единстве с социальными

отношениями. Абстрагированная форма выражения всего этого настолько резка,

что сам Блок-лирик ощущал всегда некоторую неловкость и даже боязнь перед

этой «нигилистической» крайностью художественного воплощения внутренних

противоречий. Объективно, конечно, это один из центральных, узловых пунктов

развития Блока в целом. В ранних стихах Блока, упоминавшихся выше,

отдельные ситуации «Балаганчика» не находят ясного объективного толкования

вследствие того, что коллизии подобного порядка представляются поэтом как

знаки катастрофических изменений, происходящих в мире и человеческих

отношениях, в целом непонятных, — почему и сами эти единичные ситуации

носят алогический характер. Общая театральность романа Дамы как будто бы

обещает решение тревожных неустройств — притом стоящие рядом и тоже

театральные «балаганные» сюжеты вселяют недоверие к сюжету Дамы. Однако

и там и тут действие замкнуто в своих собственных границах, в рамках каждой

из отдельных линий; нет общего, объединяющего мотива. Постепенно

намечающееся включение социального элемента — по разным линиям — и,

далее, художественная конкретизация всех ситуаций втягивают и гротесковую

линию лирики Блока в круг Перехода к новым общим истолкованиям;

стихотворение «Балаганчик», с этой точки зрения, чрезвычайно знаменательно.

Балаганное представление здесь воспринимается детьми — мальчиком и

девочкой. Один и тот же сюжет они видят по-разному: мальчику кажется, что

театральные нелады, ужасы решатся приближением «королевы», — мальчик

несколько подобен «Поэту» из одноименного стихотворения, надеющемуся и в

коллизиях революционной эпохи увидеть «мановение белой руки»,

всеспасающую руку Дамы. Девочка, напротив, уверена, что приближающееся

неведомое — «это — адская свита…». Два столь разных взгляда не могут

совпасть, настолько они разные, и эта разность восприятий уже ведет к общему

объективному смыслу ситуации, к тому, что гротесковость, двупланность

«театра» таит за собой реальный трагизм жизни, ее двойственность,

противоречивость Но вдруг оказывается, что вся ситуация — картонна: стекает

клюквенный сок вместо крови, рыцари вооружены деревянными мечами и

картонными шлемами. Это-то внезапное омертвение жизни, происходящее от

непримиримой крайности восприятия и поведения, от их несоединимой,

далекой от всяких «синтезов» противоречивости, и оказывается самым

трагическим:

Заплакали девочка и мальчик,

И закрылся веселый балаганчик

«Детскость», «простота» восприятия обнаруживает, по Блоку, непримиримые

реальные противоречия сознания, в «подтексте» которых должен обнаружиться

трагизм самой жизни.

И в стихотворении «Балаганчик», и в одноименной драме, вырастающей из

него и оказывающейся в итоге одним из драматических узлов, соединяющих и

по-своему далее разрешающих целый цикл разнообразных тенденций

блоковского развития, внутренние противоречия сознания, с одной стороны,

крайне обостряются, с другой стороны — абстрагируются, лишаются

конкретности, театрализуются. Прямых социальных истолкований здесь нет и

не может быть по самой художественной природе подобного воплощения

противоречий сознания, человеческой души, на деле занимающих тут Блока.

Однако потребность социальных истолкований вместе с тем возрастает при