Их разоблачил антифашистски настроенный американец Т. С. Уорренс. Он работал в военной промышленности США. Колпаг пытался привлечь его к участию в операции «Эльстер». Уорренс, ветеран войны, дважды раненный, сразу понял, с кем имеет дело. В ближайший свободный день он направился в Федеральное бюро расследований (ФБР) и сообщил о готовящейся диверсии. Вначале к заявлению Уорренса отнеслись весьма иронически, но Уорренс решительно настаивал на аресте фашистского диверсанта.
На первом же допросе Колпаг заговорил. Пытаясь спастись, он предал Гимпеля. Сотрудников ФБР испугало известие, что еще один агент СД находится в Нью-Йорке и что каждую минуту может произойти беда. Пришлось объявить в Нью-Йорке тревогу. Полицейские и агенты ФБР начали охоту за Гимпелем.
Гимпель в это время устроился в одном из номеров отеля «Пенсильвания». Оттуда он успел отправить в Берлин первую шифровку о благополучном прибытии в Нью-Йорк. Нацисты рассчитывали с помощью Гимпеля добиться главной цеди: обрушив на город ракеты, деморализовать народ США.
Через некоторое время Гимпель бы схвачен и перевезен в специальную тюрьму Форт-Джей в штате Нью-Йорк.
Президент США Рузвельт приказал предать диверсантов военному суду «по обвинению в шпионаже и других враждебных действиях». Суд признал их виновными по всем пунктам обвинительного акта.
Колпага казнили. А второй шпион уцелел.
После смерти Рузвельта новый президент, Г. Трумэн, заменил ему смертную казнь сначала пожизненным, а затем 30-летним заключением. В 1956 г. Гимпель был освобожден американским правительством и отправлен в Западную Германию.
Но возвратимся назад, к 1945 г.
Итак, операция «Эльстер» провалилась. Браун сделал еще одну отчаянную попытку: он предложил направить в ракете А-9/А-10 на Нью-Йорк пилота-самоубийцу. После пробного запуска 24 января 1945 г. Браун заявил, что проблема создания последней ступени ракеты технически решена. Однако Советская Армия сорвала планы фашистских ракетчиков. Наступление советских войск на Одере заставило фашистов спешно перенести свои испытательные полигоны дальше на Запад.
10. США, год 1945. «Сенатор, я не могу сказать, что это такое…»
В январе-феврале 1945 г. ученые, работавшие в рамках Манхэттенского проекта, были уверены, что бомба будет готова к началу августа. Но 12 апреля 1945 г. внезапно умер президент Рузвельт. Вместе с ним ушла из Белого дома ненависть к фашизму. Новый президент, Г. Трумэн, не знал о существовании Манхэттенского проекта, о подготовке атомной бомбы. Трумэн услышал об этом от военного министра Г. Стимсона, обрисовавшего проект в общих чертах.
Однако даже такая общая информация озадачила Трумэна: занимая высокий государственный пост, он ничего не знал о работах в США над созданием атомной бомбы.
Он вспомнил, что еще в 1944 г., когда ему пришлось возглавлять сенатскую комиссию по контролю за выполнением программы национальной обороны, его внимание привлекли огромные предприятия в бассейне реки Теннесси. Уже тогда ему показалось странным, что эти предприятия поглощают уйму денег и ничего не производят. Но стоило ему попытаться проверить их деятельность, как тот же Стимсон вежливо дал понять, что это не должно его интересовать:
— Сенатор, я не могу сказать, что это такое, но это — величайшее предприятие. Оно в высшей степени секретно.
В 1944 г. в узком кругу лиц, знавших о гигантской силе атомной бомбы, начал обсуждаться вопрос о моральной ответственности перед человечеством тех, кто ее применит. Уже после войны, будучи в отставке, Стимсон писал: «Все мы, разумеется, понимали, какую огромную ответственность накладывает на нас решение распахнуть двери такому разрушительному оружию. Президент Рузвельт не раз доверительно говорил мне о сомнениях, какие вызывают в нем катастрофические возможности этого оружия».
Во время своей последней встречи с Рузвельтом 15 марта 1945 г. Стимсон обсуждал с ним некоторые вопросы, связанные с атомным оружием. Но, по-видимому, речь шла, скорее, о последствиях использования атомной бомбы, чем о том, следует ли вообще ее использовать. Стимсон писал в своих воспоминаниях:
…Я изложил президенту соображения об атомном оружии, сообщил, когда оно примерно будет готово, и подчеркнул важность подготовки к его использованию. Затем мы обсудили две существовавшие тогда точки зрения относительно того, как по окончании войны осуществлять контроль над атомным оружием, если его применение окажется успешным. Согласно первой точке зрения, атомное оружие должно было остаться засекреченным и контролироваться теми, кто им владеет. Согласно второй точке зрения, над ним следовало установить международный контроль, основанный на свободном обмене всей необходимой информацией. Я сказал тогда президенту, что эти вопросы необходимо решить до того, как будет сброшена первая бомба, и что он должен быть готов выступить с публичным заявлением об атомном оружии сразу после того, как оно будет применено. Президент согласился с этим.