А-бомба. От Сталина до Путина

«У меня всегда был большой интерес к истории наших исследований по физике и, в частности, работ по „атомной проблеме“. В 1966 г., будучи в ФРГ, я познакомился с известным физиком, профессором Н. В. Рилем. Профессор Н. В. Риль с группой немецких физиков работал в СССР в 1945–1955 гг., активно участвуя в работах по урану. После успешных испытаний нашей первой атомной бомбы он, единственный из немецких физиков, был отмечен званием Героя Социалистического Труда. Наше правительство подарило ему дачу и дом в Москве, а по возвращении в Германию в 1955 г. выплатило значительные суммы в компенсацию их стоимости в твердой валюте. Николай Васильевич Риль (так мы его называли) очень много рассказывал мне об этих самых интересных, как он сам считал, в его жизни годах. Я спрашивал его, на каких условиях он был привлечен к ним: в качестве пленного или добровольно. Н. В. Риль мне всегда отвечал, что он работал по контракту.

Как-то, сидя у А. П. дома, я рассказал ему о встречах с Н. В. Рилем и узнал, что дом, в котором жил Анатолий Петрович, как раз и был подарен в свое время Н. В. Рилю, и А. П. хорошо его знал. Я спросил Анатолия Петровича о том, был ли профессор Риль пленным или приехал добровольно. Анатолий Петрович медленно произнес: „Конечно, он был пленным“, подумал и негромко добавил: „Но он был свободным, а мы были пленными“».

Парадоксальность всегда была присуща Александрову. А разве без этого можно стать крупным ученым?!

Первые тропинки на Запад

Все годы войны ученые практически не контактировали со своими коллегами на Западе. А те встречи, которые удавалось организовать, всегда проходили под контролем НКВД, что в условиях военного времени было понятным и объяснимым.

Однако руководители страны и сам Сталин понимали, что изоляция науки и ученых нанесет только вред, а потому все годы войны – в том числе и самые тяжкие 42-й и 43-й – подписка на крупные научные журналы Америки и Англии проводилась, и они поступали из-за океана (издание большинства из них осуществлялось там) столь же регулярно, как танки и самолеты.

Но личных контактов между учеными было явно недостаточно.

Берия в апреле 1945 года нашел «нетрадиционный выход». В своем письме на имя Г. М. Маленкова (тот возглавлял Особый комитет ГКО) он сообщает о необходимости командировать в Германию ряд сотрудников Лаборатории № 2: мол, это необходимо для отбора лабораторного оборудования и осмотра научных учреждений.

Естественно, решение принимается моментально – ученым разрешается выезжать в Германию сроком на один месяц.

В документах Атомного проекта СССР сохранился список физиков Лаборатории № 2, которые побывали в Германии в 1945 году. Среди них А. И. Алиханов, Л. А. Арцимович, В. В. Гончаров, И. Н. Головин, И. К. Кикоин, Ю. Б. Харитон, Г. Н. Флеров, Я. Б. Зельдович и другие.

Позже многие из них вспоминали свою работу в Германии. Они считали, что для Атомного проекта такие командировки были чрезвычайно важны – они ускорили темпы работ.

Неизвестно, пытался ли Игорь Васильевич Курчатов выехать в Германию. Вероятнее всего, ему этого не разрешал сам Сталин.

Вскоре после победы в Германии побывал Лаврентий Павлович Берия. Вместе с Маленковым они посетили некоторые предприятия, оборудование которых шло в атомные лаборатории СССР. Рассказывают, что всемогущий маршал именно там однажды пошутил так: «К нам предъявляют претензии, что мы мало выпускаем ученых за границу. Это глупость! Когда требуется, то для них мы завоевываем целые страны, в которых наука и техника на очень высоком уровне. Пусть здесь работают!»

Как и было в таких случаях, окружающие угодливо смеялись – Лаврентий Павлович в кремлевских коридорах числился среди главных острословов.