Характерная черта лучших фильмов и книг о войне семидесятых – некое тяготение к документалистике. Это относится не только к книгам Адамовича и Гранина, к сильным очеркам Безыменского о карателях, но даже и к тому же роману и фильму «Семнадцать мгновений весны», пусть и стилизованно привязанного к конкретным реальным событиям и даже датам. И, уж конечно – к роману Владимира Богомолова «В августе 1944-го» («Момент истины»), опубликованному в 1974-м в «Новом мире» и тут же ставшем безумно популярным. Ссылка на документы, даже символическая привязка к датам и реальным событиям, облегчали пропуск военной прозы в свет, позволяли сухо, сжато, но и правдиво написать то, что в чисто-художественной форме, может и не прошло бы. Вот и Брежнев, которому очень понравилась картина «Семнадцать мгновений весны», поверил в нее настолько, что дал указание разыскать и наградить Штирлица-Исаева!
На бытовом, человеческом уровне, вопреки все более навязчивой и неумелой пропаганде (а вовсе не благодаря ей!), бездарным, вымученным фильмам люди, в том числе и совсем молодые, искренне и абсолютно не организовано шли в майские дни с цветами на Могилы Неизвестным Солдатам по всей стране, в Москве – в Александровский саду. Где, к слову, тогда никакой казарменной заорганизованности, появившейся куда позже – уже в российско-демократичные времена, тогда не было. Люди сами – без организаторов вставали в очередь и медленно двигались к Вечному Огню. А немногочисленные милиционеры в этом не участвовали. Потом люди садились за праздничный стол, пили за Победу и, не чокаясь – за павших. И дело было не только в том, что в миллионах семей (как и в моей) помнили своих – конкретных павших. И даже не в том, что война была еще относительно близка. Ведь даже в 1975-м многим выжившим фронтовикам было всего-то чуть за пятьдесят, а родители детей семидесятых сами были дети, а часто и сироты войны. Свое дело сделали, конечно, и те самые оттепельные фильмы, в общем-то – простые, бесхитростные, но честные и человечные. Для подростков – самое оно!
У следующего поколения ничего подобного уже не было. А чтобы смотреть «Восхождение» Шепитько и «Или и смотри» Климова такая, как кино и книги шестидесятых основа – некая база, вероятно, была не только желательна, но даже и необходима. Но важно еще и то, что память о войне, День Победы оставались, последними – по сути единственными связующими советское общество понятиями. Причем, связующими – горизонтально, без участия или почти без участия все более неуклюжего и неповоротливого государства. Такие горизонтальные связи, вообще, единственное, что помогало выжить в те годы, сохранив нормальные человеческие отношения. К этому мы будем возвращаться в этой книге постоянно.
Конечно, в том. что идеи революции, гражданской и даже Великой Отечественной войны потеряли в семидесятые в сознании советских людей свежесть, остроту и силу, а главное – искренность, во многом виноваты естественные причины – смена поколений, да и всего уклада советской жизни. Ведь не только смотрели и читали, но и писали, и снимали в семидесятые уже другие люди. Но дело не только в смене поколений, в пресловутой проблеме отцов и детей. Молодые не воспринимали эти идеи не сами по себе, а потому, что чувствовали фальшь тех, кто занудно, безвкусно, как говорили тогда «для галочки» пытался им эти идеи внушить.
На бытовом уровне, советских кухонь отношение к революции и даже к войне стало отчасти напоминать отношение советских интеллигентов к богу. О боге, о вере, о религии говорить, как правило, было не принято. Разве, что уж в очень сильном подпитии и, пожалуй, только в диссидентствующих кругах православной направленности. Не христианских диссидентов, как таковых, а именно – обычных интеллигентов, в той или иной степени им духовно близких. Вот и революция, и война превратились в некие дежурные темы, для которых редко и с трудом находили искренние слова. А неискренних хватало на собраниях, в газетах и на экранах. Иронизировать же в открытую, или откровенно говорить о том, о чем годами говорить было не принято решались пока не многие.
Если уж эти два главных мифа – основы советской идеологии в семидесятые сильно поблекли, то современную, актуальную, так сказать, мифологию советских ценностей «строителей коммунизма» – веру в партию, которая, как известно, ошибаться не могла (могли лишь отдельные отщепенцы, оказавшиеся там случайно) всерьез в семидесятые воспринимали разве, что уж самые ортодоксальные из ветеранов партии и младшие школьники. Да, и последние – очень с натяжкой.
Вся эта новая советскость, еще и в приложении к комсомольской тематике очень неплохо прописана в повести Юрия Полякова «ЧП районного масштаба» и показана в фильме по ней (режиссер Сергей Снежин, 1988 г.). Повесть написанная в 1981-м, опубликованная в 1985-м и фильм по ней очень достоверно передают партийно-комсомольский дух позднего застоя.