А чем Россия не Нигерия?

Данные по содержанию органического вещества в некоторых докучаевских образцах почв представлены в табличной форме. Для удобства читателя всюду указано современное административное деление, а вместо точных указаний Докучаева, в скольких верстах от города или села взят образец чернозёма, приведены лишь названия городов и уездов. Расстояние от городов нигде не превышает 12 вёрст, а часто составляет только 1-2 версты.

Докучаев справедливо предположил, что для сложения таких почв нужны тысячелетия. Современные почвоведы также считают, что на формирование чернозёма уходит 2,5-3 тысячи лет. Причём чернозёмы образуются в северных («луговых») степях, которых в европейской части нашей страны теперь больше нет (они все распаханы). Далее на юг, в сухих степях, формируются не чернозёмы, а гораздо более бедные каштановые почвы. Очень высокое содержание гумуса в почвах бассейна Дона, Поволжья и Приуралья Докучаев объяснил как преобладанием в этих регионах суглинков и глин, так и давним существованием степей. К сведению г-на Паршева, чернозёмы образуются только в нелюбимом им континентальном климате. Во влажном климате накопление в почве гумуса и питательных веществ в сколько-нибудь большом количестве невозможно. Органическое вещество там быстро разлагается, а минеральные элементы вымываются в нижние горизонты.

Конечно, даже в пределах чернозёмной полосы чернозём встречался далеко не повсеместно. Сам Докучаев подчёркивал, что «чернозёмная полоса испещрена целым рядом перерывов, каковы: а) лесные участки, b) болота, с) холмистые местности, d) речные долины, e) пески и f) солонцы» (с. 407)[30]. И всё же чернозёмная почва составляла «коренное, ни с чем не сравнимое богатство России», которое являлось «результатом удивительно счастливого и весьма сложного комплекса целого ряда физических условий! Между внеевропейскими странами, может быть, одни степи Сибири, Миссури и Миссисипи способны в этом случае конкурировать с нашей чернозёмной полосой» (с. 503). Впоследствии почвоведы установили, что сибирские чернозёмы существенно уступают чернозёмам европейской части России и Украины. Чернозёмы США и Канады получше сибирских, но всё равно не выдерживают сравнения с чернозёмами европейской части нашей страны.

Эти сведения необходимы для того, чтобы читатель мог правильнее оценить многомудрые суждения г-на Паршева о якобы никуда не годной российской пашне. Страна, располагавшая наибольшими в мире площадями чернозёмов, и притом лучшего качества, не вправе жаловаться на плохие природные условия.

К сожалению, я не случайно употребил прошедшее время.

Постепенная деградация чернозёмов идёт давно. Начало её отметил ещё сам Докучаев в своей более поздней книге «Наши степи прежде и теперь» (1892)[31]. Некоторую роль в этом печальном явлении сыграли вековые естественные процессы, прежде всего неуклонное углубление речных долин. Оно вело к снижению зеркала грунтовых вод, иссушению почв в летний зной, но главное — к смыву большого количества чернозёма в овраги и реки в ходе весенних половодий. Однако основная вина уже тогда падала на человека.

Это может показаться странным, ведь в лесной зоне Евразии традиционное хозяйство русского крестьянина веками существовало в гармонии с природой. Почему же этот крестьянин, переселившись в степь, начинал играть разрушительную роль? Такое, на первый взгляд, непонятное явление легко объяснить при помощи теории этногенеза Л.Н. Гумилёва. Согласно этой теории, у каждого этноса есть своё месторазвитие. Для русских это Волго-Окское междуречье, в основном лесистая местность с вкраплениями болот, лугов и так называемых ополий. Но даже «ополья», сосредоточенные в основном в пределах Владимирской области, всё же не степь. А настоящая степь для русских веками оставалась чуждой стихией. Оттуда совершали набеги на Русь этнические противники.

Заселение русскими степной полосы произошло сравнительно поздно. Хотя русское казачество прочно утвердилось на Дону, средней Волге, Тереке и Яике (Урале) во второй половине XVI века, в те времена казаки не занимались земледелием и, следовательно, не изменяли природу. Собственно крестьянская колонизация восточноевропейских степей началась в XVII веке и приняла более массовый характер в XVIII — первой половине XIX века. К тому времени крестьянский быт уже прочно сложился. Но этот быт оказался мало совместимым с дикой природой степей, включая и растительность, и животный мир, и почвы.