А что, так можно было? (СИ)

Юля прошла за своим провожатым и оказалась сначала в красивой и стильной гостиной, а потом через ещё один проход — в столовой, совмещённой с кухней. Точнее, не так. Это была КУХНЯ! Не просто помещение, а настоящее произведение искусства в самом лучшем смысле слова. Лаконичный дизайн, прямые линии, глянцевые поверхности, бежевые и бледно-голубые оттенки, ярко-жёлтые и оливковые акценты. Юля когда-то обожала готовить, но в последнее время этот процесс вызывал лишь отвращение из-за рутины. На её хоть и уютной, но тесной кухне было не развернуться, в маленьких шкафах пытались уместиться все нужные и не очень принадлежности, которые приходилось перемещать как фишки в «пятнашках», чтобы что-то найти и достать. От мужа, как бы ни старалась, похвалы приготовленным блюдам было не дождаться, а сын, хоть и благодарил, но со всем подростковым энтузиазмом просто всасывал за пять минут то, что Юля готовила несколько часов, так что ей казалось, что он и вкуса-то не распробовал. Да и что говорить, попытки вкусно и разнообразно накормить двух мужчин с соответствующим аппетитом и при этом не нарваться на осуждение о лишних тратах — тот ещё квест, не добавлявший хорошего отношения к такой ранее приятной обязанности. А здесь же у Юлии прям руки зачесались — так хотелось провести ладонями по рабочему «островку», пощупать дверцы шкафов, засунуть нос на каждую полочку.

Мир в это время спокойно и по-хозяйски набрал чайник, достал с полки две одинаковые белые чашки без рисунка, а потом буквально исчез за огромной дверцей холодильника. «Я бы в таком холодильнике могла бы спать, как в криокамере» — подумала Юлька, подходя ближе и садясь к огромному овальному столу. Ноги, хоть и отогрелись в смешных тапках, но уже просто гудели и держать свою хозяйку отказывались. Как и спина. И Юля позволила себе сложить руки и упереться в них лбом, растекаясь по столу и громко, протяжно и с заметным облегчением выдыхая. Почему-то эта кухня, очень дорогая, но такая «вкусная», настоящая, человеческая, не требовала «держать лицо». И человек, непонятно кто такой и какое место в этом доме занимающий, но так спокойно и уверенно шуршащий какими-то пакетами и коробочками, выставляющий на стол тарелки с печеньем, пирожными и конфетами, тоже не требовал. Как-то было понятно, что он не осудит, не скривится от несоответствия статусов гостьи и хозяина. Чайник зашумел и щёлкнул, послышался звук льющейся в чашку воды, и перед Юлькой звякнула чашка, от которой поднимался тёплый и терпкий аромат каких-то трав.

— Тут чабрец, мята и немного ромашки. Ещё простудиться не хватало и все выходные проваляться с температурой.

Юля подняла глаза на Мира. Красивое лицо. Такое правильное, вылепленное, но не рубленое слишком прямыми линиями. Глаза смотрят внимательно, а на губах такая простая улыбка. А ещё на щеке, почти под самым глазом…

— Ой. — Юлькина рука сама прижалась ко рту. — Мир, я… Простите. У вас тут… — Она протянула ладошку к его лицу, но в последний момент вздрогнула и ткнула не в его, а в свою щёку, зеркально показывая место, где у него виднелась тоненькая розовая полоска с двумя капельками крови. — Я вас зонтиком… Я правда не хотела. Просто тот медведь, он всё никак из головы не выходил. И тут Вы… из темноты. И я ему, то есть Вам… В морду, то есть… В лицо. Попала зонтиком, видимо.

Мир нахмурился и потянулся пальцами к щеке.

— Нет, не трогайте! — Юля вскочила. — Надо промыть. Там не сильно, но до крови, здесь есть аптечка?

— Юля, стой, да остановись ты. — Вокруг юлиного запястья сомкнулась огромная тёплая лапища. — Сядь и не мельтеши. Пей свой чай.

Юля рухнула обратно на стул и тихонько пробормотала:

— С козинаками.

— С козинаками, — услышал и подтвердил этот Большой Ух, выходя из кухни. — Никуда не уходи, катастрофа.

Он вернулся через минуту с аптечкой, которую поставил на стол между их чашками, и задумался, переводя взгляд с аптечки на Юлю.

— Вот и не знаю. С одной стороны, сама покалечила — сама лечи. Но с твоим везением боюсь даже предположить, чем это может закончиться для меня.

Юлька закатила глаза. Горячий чай с травами, видимо, начал действовать, и к ней вернулась хоть часть спокойствия и уверенности.

— Давайте уже… — Протянула Юля руку к аптечке, но не договорила, прерванная довольным голосом Мира.

— Согласен, давай!

— Что?

— Давай уже на ты, Юль? Ты видела мою кровь, я видел тебя в смешных тапках. Как-то поздно выкать, не думаешь? — И улыбнулся. И Юлька опять залипла. Нет, всё-таки реклама. Только там бывают такие улыбки.

— Дааааа, — снова потребовалось усилие, чтобы напомнить себе, что Юлька не гимназистка, краснеющая от поцелуя ладошки, а взрослая женщина, Юлия Ильинична, мать взрослого сына. — Давай… Те… Давай. И аптечку давай, посмотрю, что там у тебя с мордой… Ой, то есть с лицом.

Ну, вот что за человек. Улыбается, смотрит прямо в глаза. Лицо подставляет, чуть повернув в сторону, чтобы и взгляд не отводить, и щёку под освещение подставить, чтобы Юле было удобнее проводить ваткой с перекисью по царапине под глазом. Как будто его каждый день с медведями путают.