- Вот ты жук! – Усмехнулась Юлька. – Ладно, подлиза. Будут тебе блинчики. Пал Саныч, говоришь? Что за Виталька?
- Ну, мааааа. Я ж тебе рассказывал. Пацан из нашего отряда. Ну, тот, который ещё сбежал из лагеря с кентами из ближнего посёлка и пошёл на озеро с ними, а там с тарзанки на арматурину спрыгнул и ногу разодрал. И они его на руках тащили обратно. Его ещё хотели домой отправить, но Пал Саныч приехал и сказал, что если б его в детстве с каждой царапиной дома запирали, то он бы на улице и не бывал. Ну, помнишь?
- Помню, помню, не части. Поняла тебя. – Юля переставила ноутбук на столик и потянулась. Глаза немного устали, это чувствовалось по «песочку» под веками. – Герои возвращаются домой, а рыдающие женщины будут портить их героический имидж. Буду сидеть дома, печь блинчики и глядеть в окошко, утирая глазоньки платочком.
- Ну, мааааа. – Снова протянул Илья.
- Всё, всё, шучу я. Просто я соскучилась, не представляешь как.
- Я тоже, мам. Люб-люб тебя.
- И я тебя люб-люб.
Юлька отбросила телефон и пошлёпала на кухню. По пути отпихнула с дороги чемодан и сумку поближе к стене – разбирать их не было ни малейшего желания. Пока вещи не разложены по полкам, то и отпуск не окончен! Еще греют макушку солнечные лучи, душа ещё пляшет под мерный стук уличных барабанов, а вместо сердца об рёбра бьётся море. И нет никакой возможности грустить, жалеть себя. Но было ещё кое-что, от чего никак не получалось отмахнуться. То, что не давало спокойно наслаждаться видом из иллюминатора самолёта! То, с чем Юля в полной мере столкнулась сразу, как только шасси коснулись родной земли. Медведь не вырвал своими когтями сердце – он исполосовал ими всю жизнь. Разодрал на лоскутки привычки, разнёс на ниточки страхи. И как жить дальше, без спасительного и привычного желания забиться в безопасную раковину, Юля пока не знала.
Звонок в дверь застал Юлю посреди коридора, чуть не выбив из её рук ведёрко с мороженым.
- Привет иностранкам! – Лерка влетела в квартиру маленьким довольным ураганом. Волосы растрёпаны, глаза горят, на ногах – непривычные удобные кроссовки вместо двенадцатисантиметровых шпилек, на лице – широченная улыбка вместо боевого макияжа. – Как же я соскучилась!
- По тебе не скажешь, что у тебя было время скучать! – Засмеялась Юлька, отстраняя повисшую на шее подругу и взмахивая ведёрком в сторону комнаты. – Заходи, садись, рассказывай.
Лера деловито прошагала к окну, распахнула занавески и окинула комнату придирчивым взглядом. Рассказывать она явно ничего не собиралась – в глазах читалось любопытство и упрямая готовность удовлетворить его любой ценой.
- Мда… Никогда не спрашивай, как дела у женщины, которая сидит в темноте одна с ведром мороженого – придётся либо выслушивать страдашки, либо отчаянно завидовать. У тебя какой вариант?
- Сама не знаю, Лер. – Юлька плюхнулась на диван и покосилась на Новодворскую. – У меня революционная ситуация.
- Не поняла? – Удивилась Лера. – Что-то с твоей Надеждой Константиновной, хоть и не Крупской?
- Неее. С мамой всё в порядке. Точнее, мы ещё не виделись. Тут другое. Помнишь, как в школе учили – «верхи не могут, низы не хотят».
- Ага. – Лерка быстро метнулась в кухню за второй ложкой и приземлилась на диван рядом с Юлькой. – Ожидаемая ситуация. И чего же ты не хочешь? Чемоданчики, смотрю, даже не разобрала! «Доктор, мы тебя теряем?».
- А вот и снова нееет. – Протянула Юлька и хлопнула Лерку по руке своей ложкой. – Моё мороженое. В морозилке возьми второе ведро. И чайник заодно щёлкни – замёрзнем, будем отогреваться.
- Вот как так! – Возмутилась Лерка, снова исчезая в направлении кухни. – И пожадничала, и угостила одновременно! Итаааак. Я слушаю.
- В общем. Я тут не просто в качестве не хотящих низов. У меня в голове полный базар – не могу и не хочу одновременно.
- Подробности! – Потребовала Лерка. – Раз ты «здесь», то что-то пошло не так «там»?
- И «там», - выделила слово Юля, - всё прекрасно. Лер, можешь сто раз мне сказать, что я дура, но я хочу и буду жить в России.
- Почему сразу дура? Мне тоже страшновато было бы вот так срываться! – Согласилась Лера. – А у тебя ещё и сын, мама…