Я привезла в лабораторию свой личный эмпатоскоп, к которому не прикасалась уже очень давно. Сказала ассистенту, что не нуждаюсь в его помощи и заперла двери в лабораторию. До сих пор помню, что руки мои не дрожали, когда я надевала на себя второй ЭЭГ-шлем и подключала его к трансформатору поля. Я решила попробовать прямое облучение. Этого нет в протоколах, это скупо отражено в моем дневнике – показатели мощности, время. Впрочем, время указано приблизительно – едва я взялась за ручки эмпатоскопа, как меня пронзила такая страшная боль, будто в оба виска вонзили раскаленные спицы. Я потеряла сознание прямо в кресле, а когда пришла в себя – увидела Роя на полу, у моих ног. Он лежал, скорчившись, подтянув колени к груди, и сжимал рукой мою щиколотку.
«альфа 130мкВ з.д., бета… 43мкВ… Прямое облучение, кумулятивный эффект или эффект прямого облучения? Присутствующий эмпатодонор – источник или посредник?»
Наверное, это последняя запись, где я пыталась быть ученым. Вопросы, на которые я так и не нашла ответов. Вернее, потом я их уже не искала. Я просто поняла, что он ожил.
«Пытается вставать. Необходимо присутствие. Ест все, что дают, не разбирая. Отмечена рефлекторная заторможенность, светобоязнь. Приглушенное красное освещение»
Я думала, что он вернулся в точку открытия – когда репликанты выходят из автоклава, пустые и чистые, как белый лист бумаги. И тогда начинается второй этап работы над мозгом. Но я ошиблась – он помнил все, что с ним было, просто некоторое время не мог пользоваться речью. Для восстановления психомоторных навыков тоже потребовалось некоторое время.
Сперва он совсем не мог быть без меня. Едва я пыталась выйти, как у него начиналась паника, перерастающая в эпилептический припадок. И его паника отражалась в моем состоянии – несмотря на все мои проблемы с эмпатией, никогда ранее искусственный организм не заставлял меня испытывать ничего подобного.
Первые дни я пыталась видеть в нем Рэя. Но чем дальше, тем более я понимала, что Рой Батти не имел с Рэем Линнером почти ничего общего. Внешность разве что… Да и то он был скорее моим воспоминанием о Рэе.
«Отрастание волос. Цвет. Впервые сталкиваюсь с репликантом, которому нужна бритва. Разборчивость в еде. Повторные сеансы эмпатослияния. Единое эмпатическое поле. Господи, за что? Эмпатодонор и эмпатореципиент меняются местами. Или становятся одним? Налицо схожесть эмоциональных реакций, зависимость от реакций друг друга. Возможно, эта взаимозависимость скомпенсируется при последующей работе.
Анализ крови и тканей кожи – изменение на субатомном уровне. Искусственный белок трансформируется – молекулы НРТ отсутствуют. Очеловечивание на уровне клеточных структур?»
Не скрою, мне было страшно, особенно в первые три дня. И я уже готова была отдать приказ о ликвидации. Удержал меня инстинкт самосохранения – при том уровне эмпатической взаимозависимости, которая возникла между нами, при моем повышенном уровне «эмпатического ответа», я могла погибнуть сама. Поэтому я продолжила эксперимент.
Две недели мне удавалось скрывать его. Рой находился в барокапсуле, когда техник приносил еду. Техник, выбранный мной для этого, был интеллектуально неполноценным специалом, пригодным лишь к физической работе – его не волновало, что еды заказывается так много, и он никому не стал бы об этом рассказывать. За эти две недели я успела понять, что создавать рабов со столь развитым эмоционально-интеллектуальным аппаратом – это преступление. Более того, я поняла мотивы людей, выбирающих андроидов с высоким человекоподобием даже для той работы, которую легко выполнит обычный автомат-уборщик – эмигрантам с Земли требовалось ощущать власть над себе подобными. Каждый из них оказывался Калигулой, маркизом де Садом и Гитлером - в мелких масштабах, разумеется. Им недостаточно было иметь автоматического помощника – им нужно было иметь раба, во многом превосходящего их интеллектуально и физически, но изначально подчиненного, поставленного на ступень ниже, чем самые примитивные животные. Это страшно.
У Роя полностью сохранились все воспоминания. Я знаю, что он не лгал, когда говорил о своем последнем сражении с блейдраннером – пусть и в слабом отражении воспоминаний, но я ощущала все, что ощущал тогда он. Скорбь, ярость, боль – и затем приятие своей судьбы. Милосердие и щедрость, с которой он подарил жизнь человеку, который был его врагом. Я чувствовала его боль – будто он был моим сыном, плотью от плоти моей. Впрочем, в определенном смысле так и было – он был творением моих рук. Все они. И я несла за них ответственность. И теперь я знала, что создание репликантов высокой степени человекоподобия должно быть прекращено. И все что я могла сделать для этого, я должна сделать - проект Нексус должен быть закрыт.
Мне удалось перевезти Роя в свой дом и инсценировать несчастный случай во время эксперимента. В утилизаторе были уничтожены образцы мозга всей серии Нексус – включая новейшие разработки. Были стерты протоколы опытов и вся техническая документация.