А до Берлина было так далеко

Капитан Ермаков оказался на редкость энергичным. Когда мы, переправившись, сосредоточились в роще неподалеку от реки, там уже дымили две походные полевые кухни - "солдатский ресторан", как назвали их острые на язык фронтовики. При виде походных кухонь мы сразу почувствовали, насколько голодны. Неприхотливо солдатское меню, но, кажется, никто не променял бы ни на какие деликатесы обед, который организовал для нас капитан Ермаков. Обед состоял всего из одного блюда - супа с мясными консервами и макаронами. Лично мне на всю жизнь запомнился его вкус.

После обеда - отдых. Люди, почувствовав себя в безопасности, спали так, как давно не спали. Мы же с Самсоненко, в душе завидуя подчиненным, отправились в село Перевоз, где, как сказал капитан Ермаков, находился штаб кавалерийской части. Командиры штаба этой части выглядели озабоченными, даже встревоженными, и мы поняли, что пришли некстати, что им не до нас. Командир полка, должно быть, волжанин, ибо сильно нажимал на "о", пробовал шутить. Очевидно, он и в круговерти войны не терял врожденное чувство юмора:

- Фашисты, понимаешь, к Пселу прорвались. Так что, братки, тикайте, пока не поздно. Они запросто вам новый котел могут приготовить.

Мы прислушались к совету командира полка и, возвратившись в рощу, тотчас же подняли людей. Снова форсированный марш, благо личному составу к переходам не привыкать. Темп марша был высокий, если учесть, как вымотали нас бесконечные переходы по фашистскому тылу.

Когда наступили сумерки, от реки Псел нас отделяло уже более 20 километров. Передовая была далеко позади, и можно было дать людям вволю выспаться. На нашу беду, деревня, в которой мы остановились, была забита личным составом части, следовавшей к фронту. В каждой хате на полу, в сенях, где возможно, спали красноармейцы, и нам ничего не оставалось, как расположиться на гумнах и в ригах - благо много было соломы! - и бойцы в общем-то неплохо проспали ночь.

К утру за нами пришли автомашины, и мы часа за три добрались до города Ахтырка, где находился штаб Юго-Западного фронта. В штабе нас больше всего поразила спокойная, деловая обстановка. Положение на фронте было тяжелое, даже отчаянное. Но растерянности, подавленности, тем более признаков паники мы не увидели. Все, с кем паи довелось беседовать, были уверены, что немецкое наступление выдохнется, фашистская армия не выполнит стратегических целей, инициатива скоро перейдет к Красной Армии.

В штабе фронта нас внимательно выслушали, подробно расспросили, как выходили из окружения, особый интерес был проявлен к действовавшим в приднепровском тылу партизанам. Такой интерес был понятен и оправдай. Во вражеском кольце находилось еще много частей и соединений. Они пробивались к линии фронта, и руководство делало все для организации четкого взаимодействия этих частей и соединений с партизанскими отрядами. Видимо, не только мы, но и фронтовое командование убедилось на опыте, какую неоценимую помощь могут оказать партизаны окруженным войскам.

Обстоятельный разговор шел о сильных и слабых сторонах тактики гитлеровцев. Помню, мы рассказывали беседующему с нами командиру оперативного отдела штаба фронта, что надо поучиться у немцев маневренному бою, что линейная тактика, которой мы придерживались, изжила себя и становится тормозом.

Беседовавший со мной офицер проявил такую искреннюю заинтересованность, что я изложил суть этого вопроса как можно полнее. Уже позже, читая известный приказ И. В. Сталина, осуждающий линейную тактику, требующий решительно встать на позиции маневренного боя, я понял, что командование Красной Армии уже тогда, в первые дни и месяцы войны, пересматривало многие тактические установки. Тем более что приоритет в разработке маневренной тактики принадлежал отнюдь не фашистскому генеральному штабу, а советской военной школе. Немцы нас опередили в практическом ее применении, и тут нам было необходимо последовать их примеру. Этого настоятельно требовали интересы победы над ненавистным врагом.

В штабе нас поблагодарили "за умелые действия при прорыве немецкого кольца", сказали, что лично меня представили к государственной награде и к очередному воинскому званию "подполковник". Напоследок всем было приказано ждать нового назначения.

В те дни под Москвой развертывались решающие события войны. В душе моей почему-то росло убеждение, что именно там фашистская армия будет разгромлена и покатится назад. Очень хотелось быть на Западном фронте, и я отправился к начальнику отдела кадров, бригадному комиссару, и изложил свою просьбу направить на любую должность на Западный фронт, на полк так на полк, на батальон так на батальон. Неожиданно тот улыбнулся и сказал:

- А знаете, я ждал, что вы попроситесь под Москву. Все, кто выходит из окружения, туда рвутся. Да и я, грешным делом, тоже не прочь махнуть на Западный фронт. Но понимаете, какая штука: ведь и здесь, на Украине, тоже немца бить надо и гнать его воя. Нельзя и здесь оголить фронт. Вы согласны со мной?

Что я мог ответить? Сказал, что товарищ бригадный комиссар смотрит в корень.