А до Берлина было так далеко...

Первая ночь прошла спокойно, гитлеровцы не появлялись. В арьергарде колонны шли саперы и минировали дороги на случай, если фашисты вздумают ударить нам в спину. Однако опасность на этот раз ожидала не сзади и впереди, а с неба. Когда рассвело и взошло солнце, рассеяв утренний, уже холодный сентябрьский туман, взору открылась необозримая степь: нигде не было видно ни леса, ни рощицы, ни кустарника. Для вражеской авиации полное раздолье. Не успел я подумать об этом, как из-за горизонта вынырнула стая фашистских самолетов и на бреющем полете пронеслась над устало текущими колоннами наших частей. Бойцы мгновенно рассыпались по полю, укрылись в пожелтевшей траве. Развернувшись, «юнкерсы» сбросили бомбы, наделав много шуму. К счастью, обошлось без жертв, лишь несколько красноармейцев получили легкие осколочные ранения. Видимо, и у немцев с боеприпасами, в данном случае с авиабомбами, было негусто, и приходилось идти на хитрость. Когда фашистские стервятники во второй раз появились над колонной, из их «брюха» посыпались не бомбы, а… бороны, плуги, еще какие-то железяки. Чего хотели фашисты добиться таким «оружием», сказать трудно, вероятно, надавить на психику, напугать. И действительно, вся эта начинка издавала невероятный, душераздирающий вой и грохот. В первые минуты некоторые бойцы оробели, но, разобравшись, что к чему, подняли незадачливых фашистских пилотов на смех.

Вот уж поистине: трагическое и смешное на войне идут рядом!

Село Круподеренцы встретило неприветливо. Как только колонна стала подходить к нему, фашисты открыли сильный артиллерийский и минометный заградительный огонь. Последняя наша надежда, что окружения нет или, во всяком случае, вражеское кольцо не сплошное, улетучилась. Ничего делать не оставалось, как залечь, переждать артналет, развернуться и атаковать неприятельские позиции. Так и было сделано. Во главе колонны шел батальон Шадского. Я уже рассказывал об этом командире, истинном герое.

Есть героизм — как вспышка. Человек проявляет отчаянную смелость и отвагу в минуты какого-то озарения, нравственного взлета. Такой человек достоин славы и уважения. Но вдвойне заслуживают славы люди, которые достигли тайну самообладания в любых, самых непредвиденных обстоятельствах. Такие люди знают, как поступать при вражеской бомбежке, при ночном нападении неприятеля, во время его танковой атаки, при появлении вражеского подразделения в тылу, словом, при самых разнообразных обстоятельствах, которых на войне нельзя предусмотреть. К подобным людям относился Иван Макарович Шадский. Он мгновенно угадывал, где противник, что он намерен делать и что надо предпринять, чтобы поставить его в невыгодные условия, а затем разбить или, если это невозможно сделать, понести наименьшие потери.

Как только фашистская артиллерия смолкла, капитан Шадский поднял своих бойцов и повел их в атаку. Они ворвались в крайние хаты и выбили оттуда фашистов. При виде бегущих гитлеровцы, засевшие в других домах, также поддались панике. Заметив это, Шадский продолжал преследовать отступавших фашистов и с ходу форсировал реку. Что говорить: смелость города берет!

Во время этой атаки я попал в эпицентр артналета и чуть было не расстался с жизнью. Но и на этот раз смерть лишь обожгла меня своим ледяным дыханием.

А случилось вот что. Следом за батальоном Шадского оперативная группа штаба направилась на новый наблюдательный пункт, а туда в это время немецкая артиллерия перенесла свой огонь. Мы залегли в каком-то огороде, рядом рвались снаряды и мины, нас то и дело присыпало землей. Неприятное это занятие: лежать под артогнем и гадать, какой снаряд или мина твои. Обстрел все усиливался, и вдруг что-то тяжелое обожгло мою правую руку, а она мгновенно онемела. «Оторвало руку», — молнией пронеслось в голове. Левой рукой хватаю правую, и вздох облегчения вырывается из груди. Рука цела. Что же в таком случае произошло? Щупаю рукав шинели и нахожу рваную дыру, а в ней еще не остывший большой осколок от мины. Соображаю, где осколок так сильно погасил убойную силу. То ли после взрыва он сначала полетел вверх и, описав кривую, впился в рукав шинели, то ли самортизировал с земли, которая и уменьшила скорость полета. Во всяком случае — ушиб руки, дыра в шинели… Возможно, я находился на волосок от смерти, а теперь совершенно спокоен и даже философствую. Непостижима натура человеческая!