А другой мне не надо

– Аня звонила, – доложил он Мельникову. – И писала: «Толя, я дома. Ложусь спать. Не перезванивай, у меня все в порядке. Целую».

– О чем я вам и говорил! – торжествующе отозвался Николай Николаевич: «Не перезванивай. Целую».

– А что в этом особенного? – Анатолию стало тревожно.

– Что? – ухмыльнулся Мельников. – Напугались?! (Гольцов нервно сглотнул.) Не бойтесь, Анна Викторовна у вас не по этой части. Образцовая жена. Так ведь? – Анатолию снова послышалась в голосе Николая Николаевича ирония. – Можете не отвечать, дорогой мой человек. И так вижу: вы ревнивец и подкаблучник одновременно. Ваша супруга может вами гордиться! – Мельников осклабился.

– Вами тоже, – промычал Гольцов в ответ.

– Хотя я не ревнивец, – тут же внес коррективы Мельников, – я сторонник усиленного доверия.

– Усиленного доверия? – переспросил Анатолий. – Это как?

– Скажу проще. – Николай Николаевич поправил очки: – Я сторонник длинного поводка.

– Доверяй, но проверяй, – усмехнулся Гольцов.

– Не совсем. Проверяй незаметно. Никогда не видели, как собак тренируют идти рядом? Есть такой прием: длинный поводок бросают на землю, дают команду «Рядом!», и собака идет послушно, хотя никто ее не держит. Так же и с женщинами, – в глазах Мельникова вспыхнул недобрый огонек. – Пусть думают, что свободны. Но мы-то знаем: поводок есть! Просто он, подчеркиваю, длинный.

Образ поводка, используемый Николаем Николаевичем, вызвал в душе Анатолия бурю противоречивых чувств. С одной стороны, по-мужски, он был солидарен с Мельниковым. Чего скрывать, недоверие к женщинам – типичная черта мужского характера. С другой – неприятно резало слух сравнение жены с сукой на поводке. Во всяком случае, об Анне в таком ключе Гольцов категорически не мог думать.

«Дрессировщик гребаный», – хотелось выругаться Гольцову, но вместо этого он предложил хозяину помощь.

– Вы наш гость, Анатолий, – церемонно ответил Мельников и установил решетку с мясом в разогретый аэрогриль. – Ваша задача – получать удовольствие. Поэтому – отдыхайте после бани. Пейте пиво. Не хотите пива – пейте чай. И ждите, пока явится наша хозяйка.

– Тогда я покурю. – Гольцову просто не терпелось выскочить на улицу из сгустившейся в комнате духоты. Причем он прекрасно понимал, дело было не в температуре воздуха в помещении, дело было в психологическом дискомфорте, в котором он находился с того самого момента, как Николай Николаевич начал излагать свои взгляды на взаимоотношения мужчин и женщин. «От Жанки нахватался», – сделал попытку оправдать Мельникова Анатолий и сам себе не поверил. Рассуждения Жанны часто были пошлы и откровенно скабрезны, но они были лишены второго, иезуитского смысла, которого было хоть отбавляй во всех словах ее мужа. Мельникова была как-то честнее, что ли. А здесь, за внешней интеллигентностью, аристократическими очками и спокойным назидательным тоном, скрывался серый кардинал, неуловимый агент-провокатор.

– Курите здесь, – попытался остановить гостя Николай Николаевич и показал рукой на камин: – Отличная тяга!

– Нет, я на улице, – отказался от предложения Гольцов и выскочилкак ошпаренный, даже не дослушав слова Мельникова о том, что своим желанием покурить на свежем воздухе Анатолий напоминает ему инсулинозависимого диабетика, который ест ложками чистый сахар.

Оказавшись один на один с самим собой, Гольцов выдохнул с облегчением и с сочувствием подумал о Жанне: «Наверное, она с этим занудой повеситься готова!»

Странно, раньше ничего подобного он в Мельникове не замечал. Наоборот, практически все, что изрекал Николай Николаевич, казалось ему истиной в последней инстанции. Даже Анна, помнится, над ним посмеивалась. «Толя, – предупреждала она супруга, – раскрой глаза. Старше не значит умнее». «Перестань!» – бросался на защиту товарища Гольцов, даже не допуская мысли, что в чем-то его Анюта действительно права. «А если просто стареет?» – попробовал он объяснить изменения, обнаруженные в Мельникове, и расчувствовался: Николая Николаевича стало жалко. Вспомнилось знаменитое «Акела промахнулся!». Анатолий заспешил в дом.

– Поднимусь на второй этаж, – сообщил Николай Николаевич. – Включу фумитокс, а то вас комары загрызут.

«Какой заботливый», – тепло подумал о нем Гольцов и от нечего делать уставился в окно. Увидев, что в бане погас свет, он обрадовался: скоро за стол… Чтобы убедиться в этом, взглянул еще раз – и оторваться от вновь засветившегося в темноте окошка уже не смог.

Где Мельникова набралась этих манерных поз, догадаться было нетрудно. Они в принципе ничем не отличались от того, что можно было увидеть в самом обыкновенном порнофильме или в дешевом журнале определенного содержания. Но здесь, на расстоянии от силы четырех-пяти метров, эти позы обладали совершенно иной привлекательностью.