– Что? – грязно усмехнулась она. – Страшно стало? Кто же тебе, Коленька, теперь вот так сделает? – Жанна умело расстегнула мужу ремень на брюках, шустро раскрыла молнию и ловко обнажила то, что скрывалось за очередными фирменными трусами. – И заметь, Коля, никакой виагры… – Она сделала пару уверенных движений, а потом резко отдернула руку, спрятала ее за спину и выпалила мужу в растерянное лицо: – А теперь сам… Или к ней. Только не забудь перед этим заглянуть в аптеку, вдруг сами не справитесь…
Жалкий до слез Николай Николаевич покорно застегнул брюки и дрогнувшим голосом произнес:
– Прости меня, Жанна.
– Вот то-то! – удовлетворенно хмыкнула Мельникова. – Гордись мною, Колян. И охраняй мою молодость как зеницу ока. Понял?
«Понял», – кивнул Николай Николаевич и начал гордиться, периодически повторяя про себя один и тот же текст: «Молода, прекрасна, чертовски умна, прозорлива… Молода, прекрасна, чертовски умна… Молода, прекрасна…» Вскоре Мельников и правда уверился в истинности этого заклинания, равно, как и в том, что старательно ему внушала непобедимая Жанна: «Так, как я, тебя никто не будет любить. Я твой единственный и настоящий друг. Я твоя опора в старости. Твое счастье. Твоя жизнь».
Иногда, и чаще всего в присутствии Ани Гольцовой, Николаю Николаевичу хотелось считать иначе. Но, как только он вспоминал о пережитом унижении, желание рассасывалось само собой. Поэтому он старался никогда не сравнивать этих двух женщин, поскольку одна – это «его гордость, его счастье, его неожиданно вернувшаяся молодость», а другая – с виду МЕЧТА, а на самом деле – так… чужая жена, перешагнет и пойдет дальше, не спросив и не извинившись за причиненные неудобства. А неудобств Мельников боялся, так как Жанна давно приучила его к мысли о том, что чем старше он становится, тем больше их будет, поэтому обойтись без нее он никогда не сможет, как бы ни старался встречно улучшать качество свой жизни. Веря в это, Николай Николаевич практически всегда соглашался со своей благоверной, а если и пребывал в оппозиции, то исключительно внутренней, невидимой ни Жанне, ни кому бы то ни было еще.
Так, размышляя о парадоксах своей семейной жизни, Мельников повернул во двор и вспомнил, что не спросил у жены самого главного: что купить в магазине? Но не успел Николай Николаевич припарковать машину, как из подъезда вылетела расфуфыренная Жанна и, заметив мужа, в мгновение ока очутилась рядом с ним.
– Колян! – Она начала говорить еще до того, как Мельников выключил двигатель и открыл дверь. – Я в магаз, ты – домой. Звони Аньке с Толяном, пусть приходят на ужин.
– Мы же позавчера виделись, – заикнулся было Николай Николаевич, но тут же осекся, потому что Жанка выпятила вперед губы и полушутя-полусерьезно пропела:
– Это кто это меня тут учит? Коля?!
Коля тут же заткнулся и взялся за телефон. Впрочем, звонить Гольцовым не было никакой необходимости, Анатолий Иванович собственной персоной вышел из-под арки и направился к своему подъезду.
– Толя! – закричал ему вслед Николай Николаевич, а Жанна тут же раздумала бежать в магазин.
Завидев Мельниковых, Гольцов про себя чертыхнулся и как ни в чем не бывало подошел к соседям со словами приветствия.
– Как вы? – снисходительно поинтересовался Николай Николаевич, подозревая, что, раз сосед не на машине, значит, «праздник» продолжается.
– Отлично! – как-то нарочито бодро воскликнул Анатолий Иванович, избегая смотреть на многозначительно усмехавшуюся Мельникову.
– Че это у тебя? – Жанна бесцеремонно заглянула в подарочный пакет: – Аньке?
«Нет, блин, тебе», – разозлился Гольцов и переложил пакет в другую руку.
– Короче, так, – тоном, не терпящим возражений, скомандовала Мельникова, – бери свою благоверную и гоу на ужин.
– Точно нет, – решительно отказался Анатолий, озабоченный выполнением задуманного: ужин на двоих, улитку – на шею и нормальная человеческая близость с женой без всяких выкрутасов. Игоря в расчет не берем – у него наверняка своя программа на сегодня.
– Не торопитесь отказываться, – начал уговаривать Гольцова Николай Николаевич, предчувствуя, что неровное настроение жены обернется очередным скандалом на пустом месте. И появление Гольцовых в их доме в этом смысле служило определенной гарантией тому, что Жанна успокоится, придет в прекрасное расположение духа и мирно уснет рядом со словами: «Классно погудели, Колян».
– Я правда никак… – промямлил Толя и беспомощно оглянулся на собственные окна, словно оттуда могла прийти поддержка.
– Че-то ты, Толян, прошлый раз – никак, сегодня – никак… Может, хватит?!
– Я еще дома не был, – начал оправдываться Гольцов, не в силах противостоять Жанкиному натиску.
– Так сходи… – великодушно разрешила ему Мельникова и с пошлой интонацией пошутила: – Как раз успеешь, а потом в жемчугах к столу.
– Не знаю, – почти сдался Анатолий. – Как Анютка…
– Ну… это понятно. – В Жанну словно черт вселился. – Как же мы без Анютки-то?!
– Анну Викторовну я беру на себя, – тут же пообещал Николай Николаевич, почти уверовавший в то, что над его головой завис топор дурного Жанкиного настроения. – Уже звоню.