А другой мне не надо

– Послушай, – Аня никак не могла назвать Бравина по имени, – это не совсем правильно.

– Это совсем неправильно. – Руслану Викентьевичу казалось, что он ее понимает. – Но что поделаешь? Вряд ли ты решишься на что-то, кроме эпизодических встреч.

«Я и на эпизодические-то соглашаться не собиралась», – подумала Гольцова и жестко произнесла:

– Мы не будем больше встречаться.

Бравин изменился в лице.

– Так будет лучше. – Анна зачем-то начала что-то объяснять. – И честнее.

– Честнее в чем? – с трудом выдавил Руслан Викентьевич.

– Честнее в том, что «эпизодические встречи», как ты говоришь, – напрасная трата времени.

– Тогда зачем все это?

– Для меня это было важно.

– Было? – Голос Бравина дрогнул, и он взглянул на Гольцову с такой неподдельной печалью, что та, не выдержав, опустила голову. – Ты пытаешься судить обо мне по одной-единственной встрече. А она не самая лучшая, ведь правда? Может быть, ты рисовала себе нечто совсем другое, а я не оправдал твоих ожиданий?

Анна поежилась: интуиция Руслана Викентьевича потрясла ее, она промолчала.

– Пожалуйста, дай мне еще один шанс, – попросил Бравин, и Аня почувствовала, что еще одно слово, и она расплачется от жалости к нему и от презрения к себе самой. «Зачем я во все это влезла?» – Гольцова была готова встать перед Русланом Викентьевичем на колени и просить прощения за этот глупый эксперимент, который она проделала над собой, пытаясь определить всю меру своей порочности и тайных желаний. Анна легко могла предположить, что он обернется для нее разочарованием, но вот о том, что он может обернуться для Бравина трагедией, она даже и не подумала. Разве нас волнует судьба тех, кого мы бездумно втягиваем в процесс познания самих себя?! Но зато, как потом мы ненавидим их за то, что они невольно заставляют нас испытывать чувство вины. Руслан Викентьевич не заслуживал такого отношения. «Кто угодно, только не он!» – взмолилась Аня, но тем не менее не нашла в себе сил обнадежить человека и пообещать ему хоть что-нибудь. Поэтому вместо уклончивого – «как бог даст», «как жизнь сложится», «время покажет» – она с трудом вымолвила:

– Не дави на меня.

– Что ты! – Бравин, как ребенок, цеплялся за любую возможность, чтобы отсрочить момент, когда Гольцова встанет и уйдет, может быть, даже не прощаясь, как она уходит обычно – уверенная в собственной правоте.

– Прости меня…

– Анна намеренно очень легко коснулась руки Руслана Викентьевича, а он все понял, бедняга, и начал снова уговаривать ее остаться с ним, обещая «никогда, ни при каких обстоятельствах не мешать ее жизни», «просто быть рядом», чтобы «иногда… если, конечно, Анечка это позволит…».

– Это несправедливо, – покачала головой Аня и очень аккуратно высвободила свою руку, словно пытаясь отодвинуть от себя чужое страдание.

– Почему?!

– Потому что «просто быть рядом, чтобы иногда» означает: ты караулишь чужую жизнь. А я хочу, чтобы ты жил своей собственной. Понимаешь, своей! И ты должен эту свою жизнь наладить. Наладить во всех смыслах. Полноценно. Не урывками. С женщиной, которая оценит тебя по достоинству. Не со мной.

Анна хотела еще добавить, почему не с ней, почему с другой. Но побоялась, что эти многословные объяснения превратятся в перечисление бравинских достоинств и возникнет нелепая ситуация, когда ты, с одной стороны, возвеличиваешь человека, а с другой – отказываешь ему в малости. А ведь один шанс – это действительно малость, не могла не признать Гольцова и промолчала. Зато Руслан Викентьевич, внимательно выслушав пространные высказывания Анны Викторовны, просто заметил:

– Нам всегда кажется, что мы лучше знаем, что нужно другому человеку. Когда умерла Катя, все говорили мне: «нужно налаживать личную жизнь», «свято место пусто не бывает», «вон, посмотри, сколько их, незамужних и разведенных». И все крутили пальцем у виска, подозревая меня в патологической привязанности к жене или в боязни женщин. А дело не в этом, в другом – в отсутствии той, возле которой начинает по-другому биться сердце. Или, – он усмехнулся, – ломаться часы. И поэтому, Анна Викторовна, мне лучше знать, на что делать ставку. В моем случае, если «просто быть рядом», – уже хорошо… – Бравин сбился, потер виски и покорно промолвил: – Но вас я понял, настаивать не могу.

На какой-то момент Гольцова почувствовала нечто вроде сожаления – «вас я понял, настаивать не могу». Сначала расстроилась, а потом быстро сообразила, что это – проявление ее женского самолюбия: хотел, звал, а потом – раз, и отступился. И вроде бы появился соблазн вновь пококетничать, но Анна сдержалась и мысленно поблагодарила сама себя за проявленное благоразумие, хотя и на фоне общего безрассудства.

– Я выйду первым, подгоню машину. – Руслан Викентьевич держал слово.

– Не подгоняйте, – отказалась Аня. – Я вызову такси.

– Ох уж мне это такси! – Через силу попытался улыбнуться Бравин и, не переча, вышел из мельниковской квартиры, не переставая удивляться собственной невезучести.