А еще я танцую

Но вы правы. Отныне, что бы ни случилось, отмахнуться от нескольких недель, на протяжении которых длилась наша переписка, уже нельзя. Мне она доставила огромное удовольствие, и даже более того — только не смейтесь, — я испытал нечто похожее на влюбленность. Сами знаете, как это бывает: живешь себе живешь, спишь наяву и телом и душой, и вдруг появляется некто и переворачивает всю твою жизнь. Ты весь обращаешься в нетерпение: я хочу ее видеть, она должна мне позвонить, она обещала мне написать. Все твои мысли заняты одним. Если она тоже тебя любит, то вы вместе погружаетесь в эту праздничную лихорадку. Я пережил подобное пять раз. В первый раз, когда мне было 15 и я оказался не на высоте. Следующие три раза связаны с моими тремя первыми женами. Да, даже с Пойдем, Котик мое сердце билось в учащенном ритме, и я не намерен над этим насмехаться. Пятый раз — это особая статья, и огонь в моей груди до сих пор не угас.

Я говорил про праздник. Да, это праздник души и тела. Он длится столько, сколько длится. А потом краски тускнеют, а точные линии начинают искажаться и плыть. Наступает пора недоразумений, сомнений, злости (чуть было не поставил многоточие, но вовремя сдержался).

У меня ощущение, что все это я пережил с вами, пусть в виртуальной форме и в ускоренном режиме, но с сохранением всех тонкостей процесса, например таких: сейчас, когда я пишу вам, я веду себя так, словно у нас все хорошо, — так некоторые пары, расставаясь, продолжают играть комедию своей угасшей любви. Это их бабье лето. Еще только раз. Самый последний. И все как раньше, — только добавляются слезы.

Аделина, я не хуже вас знаю, что в пакете хранится конец нашей невинности. Начиная с сегодняшнего утра я знаю это абсолютно твердо. После завтрака я пошел к себе в кабинет и долго стоял, глядя на него. Должен сказать, что он меня пугает, этот ваш толстенный пакет. Лежит себе, неподвижный и безмолвный, похожий на опасного зверя, и делает вид, что спит, но попробуй его потревожь (фу, какой штамп! Сотто, Сотто, как тебе не стыдно? Немедленно возьми себя в руки!). В конце концов я взял пакет в руки и, не вскрывая, ощупал.

Нет, в нем не рукопись. Не листы формата А4. Там длинные конверты размером 22×11. Судя по всему, две пачки: несмотря на то что вы упаковали их в пластиковый файл, в середине прощупывается пустота.

Письма.

Понятия не имею, что в них. Знаю одно: как только я их прочту, нас с вами — таких, какими мы были до сих пор, — больше не будет. Поэтому, пока пакет не вскрыт, хочу вас уверить: к той Аделине, с которой я переписываюсь уже сорок три дня, я сохраню всю свою теплоту и нежность. Я поверил в ее прошлое и в ее настоящее, в ее хор, ее травяные чаи и ее банкира. Этого уже не отменить. Один друг рассказывал мне, что во времена Минителя поддерживал пламенную переписку с молодой женщиной — пока не догадался, что обменивается сообщениями с мужчиной. Но это открытие не помешало ему сохранить самые приятные воспоминания об их общении.

Хотелось бы мне сказать вам: Аделина, продолжайте изобретать самое себя, я все вам прощу, даже то, что вас не существует! Но нет, ничего не выйдет. Пропадет вся прелесть.

Исходя из этого и подразумевая, что литература — это ложь, ну, или плод воображения, что одно и то же, получается, что литературное воображение есть сознательная ложь? Так, что ли?

Впрочем, как я вам уже говорил, порой я сам воспринимаю себя как вымышленного персонажа, что помогает мне мириться с собой, добавляет мне интереса в собственных глазах и делает меня не таким несносным, какой я есть на самом деле. Остается лишь следить за тем, чтобы не слишком увлечься этой опасной игрой. Кроме того, к реальности меня исправно возвращают весы: вы когда-нибудь видали фикцию, которая тянет на 106 кило?

Вынужден с вами проститься, Аделина. Через час приезжает Ева с детишками, и мне надо заняться курицей, картофельным пюре и фланом с кокосовой крошкой.

Вечером, когда я их провожу, я вскрою пакет. Вы полагаете, что после этого нам придется поставить крест на всем, что между нами было? Что я обязательно должен буду вас возненавидеть? Меня это страшно огорчает — так, что даже не верится.

Я тоже вас обнимаю — возможно, в последний раз.

Ваш друг (в данную минуту я все еще ваш друг)

Пьер-Мари Сотто

P. S. Спрашивается, где вы сейчас находитесь.

7 апреля 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Оливер

Дорогой Оливер!

Спасибо за письмо. Мне всегда приятно видеть твое имя в папке «Входящие». Ладно, теперь к делу. Я не пишу. Очень жаль, но твоя знаменитая издательская интуиция на сей раз тебя подвела.